Бернар-Анри Леви: Украина победит

Красивому серому поезду нужно всего четыре часа, чтобы преодолеть пятьсот километров между Киевом и Харьковом.

Сегодня утро 9 сентября. Вчера по приказу президента Зеленского началось молниеносное контрнаступление. Поезд почти пуст.

Мы одни в вагоне. С нами только небольшая группа сопровождения – украинские волонтеры, которые с нами от самого Львова.

Вот вокзал в Харькове в пастельном свете этого лета, которое все не заканчивается, – тоже безлюдный.

На первый взгляд город принадлежит к наиболее пострадавшим от войны.

Его бомбили в марте, когда россияне надеялись запугать и сломить его за три дня.

В мае, когда их заблокировали на северных окрестностях города, они отомстили, расстреливая все свои боеприпасы по еще более разрушенным жилым домам.

И последние обстрелы, с расстояния тридцать километров к востоку, куда их оттеснило контрнаступление: разбитое административное здание, детский сад с разноцветными игровыми площадками, где ветер качает единственные уцелевшие качели; электрическая подстанция, разрушение которой на следующую ночь оставит без света целые кварталы и больницу.

Несмотря на все, город живет.

Он пуст, но жив.

И даже в этих пострадавших районах, где мы встречаем только странную растерянную молодую женщину в камуфляжной куртке, с какой-то абсурдной коляской, в которой сидит большой для нее ребенок (они два месяца не выходили из подвала), есть что-то такое (тишина? покой? три веселых солдата, которые в парке аттракционов рассказывают, как россияне убегали, бросали оружие и вещи и переодевались в гражданское), что дает понять: город снова дышит, он свободен, а кошмар закончится.

***

Генерал Александр Сырский – командующий сухопутными ВСУ и разработчик этого контрнаступления на востоке.
Мы встречаемся на балаклеевской трассе на парковке одной из немногих до сих пор открытых СТО.

Через несколько минут все снова садятся в машину под шум раций, которые, видимо, предупреждают, что его местоположение определили и есть опасность обстрела из дронов.

Мы останавливаемся километров на десять дальше, на опушке, возле огромного поля, с которого уже собрали урожай.

Он похож на молодого центуриона. Атлетическое телосложение, камуфляжная толстовка, как у военных. Он говорит лаконично и точно. Когда ему не хватает информации, рядом молодая офицерша, очень похожая на Ли Миллер в 1944 году, с волосами, собранными под бежевый берет национальной гвардии. Иногда он закрывает глаза и словно прислушивается к отголоскам прошлого над рекой и под деревьями. Иногда он увлекается своим рассказом о русском отступлении. У него ослепительная победная улыбка и интересная манера широко распахивать узкие щелочки серых глаз, словно выражая собственное удивление.

Он не дает интервью.

Но по его рассказу в сюрреалистическом предвечернем свете я понимаю две вещи.

Поразительная ничтожность русской солдатни, ее бесславное бегство, а после Балаклеи еще и отсутствие сопротивления.

С украинской стороны – продуманная и тщательно спланированная в полной тайне операция, призванная сохранить жизнь не только гражданских, но и солдат.

Разве министр обороны Алексей Резников, с которым мы позавчера виделись в Киеве, не рассказал нам помимо прочего об эффективности французских артиллерийских установок «Цезарь»? У генерала Сырского для этого контрнаступления было не менее двух. Это герои битвы за Киев, организатором и исполнителем которой он был, а за семь лет до этого – герои битвы за Дебальцево, донбасского города в осаде, из которого он сумел вывести 2475 попавших в ловушку защитников.

***

В Лимане, в 20 километрах к востоку от Изюма, в сердце Святогорского национального парка, россияне восстановили свои позиции.
Но украинцы не оставляют их в покое.

Мы здесь, с ними, между Райгородком и Стародубовкой, в Славянском районе, среди молодых лесочков и ломаных веток, где змеится лабиринт траншей, вырытых в черной земле. Нам нужен добрый час, чтобы их преодолеть.

За столь малый промежуток времени трудно оценить реальную расстановку сил.

Но мы видим трофейную артиллерийскую установку. Минометы. Бронетранспортеры, спрятанные под деревьями. Мужчины, собранные, полные сил, с замазанными черными лицами, в задубевшей от пыли одежде, стоят на страже группами по двое-трое через каждые тридцать метров с автоматами на плече, за амбразурами из утрамбованной земли.

Проход дважды обрывается. Мы карабкаемся на голый холм, нависающий над российскими позициями. В целом здесь опасно. Здесь есть и другие мужчины. Некоторые в деревянных лачугах, другие в металлических укрытиях, которые ночью перетаскивают с места на место, чтобы не выдать позиции, а некоторые и на открытой местности. Похоже, они больше готовы наступать, чем обороняться.

Эти мужчины «охраняют границу», поэтому я знаю, что в Украине пограничники – настоящие военные. Мне очень интересно слушать, что рассказывает их командир, полковник Юрий Петрив. В глубине вырытого укрытия, сидя на ящиках с боеприпасами, мы едим соленые огурцы и разливаем в кружки местный алкоголь. Он объясняет, что они – элитное подразделение армии. Есть еще один признак. Именно те, кто вливается в войну, несмотря на то, что не любит ее, выходят против псов войны. Правда в том, что спокойная сила, инициатива и уверенность явно перешли на другую сторону.

***

В Бахмут, дальше на юг, но все еще на восточном фронте, мы приехали к «Моцарту». Это Эндрю Милберн и его три десятка иностранных добровольцев, среди которых много ветеранов британских отрядов специального назначения. Они взяли на себя благородную задачу искать в серой зоне гражданских, которые пропали без вести или находятся в опасности.

Встреча проходит у железнодорожного моста, в ресторане, где подают вкусный борщ и старые чипсы.

Милберн рассказывает о создании общественной организации. О своем решении назвать ее «Моцарт» в противовес российскому «Вагнеру» – диверсантам и наемным убийцам. О временах, когда он организовывал рискованные эвакуации защитников «Азовстали» в Мариуполе. О сети контактных лиц, которые сейчас информируют его, что в таком-то поселке есть человек с инвалидностью, пожилой или просто малообеспеченный местный житель, который хотел бы бежать, но некуда и он не может заплатить перевозчику. Он приглашает меня ехать с ним на его операцию.

Здесь возникает проблема. Мое украинское сопровождение против: люди опасаются неизбежных действий противника и считают меня мишенью. Я прислушиваюсь к ним. Потом меняю мнение. Вместе с Марком Русселем пытаюсь догнать два внедорожника «Моцарта». Слишком поздно. Они уже далеко и отключили телефоны. Проехав последний украинский блокпост, мы оказываемся одни в сердце Бахмута, посреди тишины безлюдного города, перед железнодорожным переездом – это единственный названный Милберном ориентир, который мы запомнили.

Через полчаса раздается взрыв. Потом еще один. И еще. Мои украинские спутники были правы. «Моцарт» пытаются уничтожить. Три дрона-убийцы только что целились в гуманитарную миссию «Моцарт» и не попали. Вот такие они, россияне в Бахмуте. Проиграли в честном бою и мстят мирным безоружным волонтерам, которые, рискуя собственной жизнью, приехали спасать самых уязвимых. Какой позор!

***

Мы видели Запорожье, оцепеневшее от шантажа Путина, разместившего свою артиллерию и войска посреди атомной станции.
Мы ночевали в Кривом Роге. Через несколько часов после нашего отъезда обстрел дамбы вызвал потоп в районе, который возглавляет Любовь Адаменко, и лишил часть города электричества.

Отсюда стратегическое значение в этой битве за энергетику, развернутой по всем направлениям государственным террористом Путиным. Важны угольные шахты Донбасса, а сейчас – шахты Павлограда, куда мы собираемся.

Здесь линия фронта проходит на глубине 245 м под землей. Мы спускаемся туда в тесной металлической лифтовой шахте, которая скрипит и быстро погружается в недра земли. Затем вагонетки везут вас еще три километра до конца тускло освещенной галереи, которую держат стальные своды и ржавые металлические сетки. Там добывающая зона с боковыми отверстиями, максимум метр высотой, куда надо лезть на четвереньках, даже ложиться на живот и ползти, чтобы увидеть, как шахтеры в пропитанном пылью воздухе бьют жилу пневматическими молотами…

Есть опасность взрывов газа, несмотря на оптимальные условия соблюдения мер безопасности, обеспечиваемые управляющей компанией DTEK. Нельзя не опасаться удара, который может разрушить систему, обеспечивающую подъем на поверхность. Поэтому люди с черными лицами крестятся, словно идут на фронт, перед деревянными позолоченными иконами у входа на первый уровень. Через четыре часа на обратном пути мы поем гимн Украины, прежде чем вернуться на свежий воздух.

Битва за уголь во Франции в 1945 году завершила эпопею Сопротивления.

Здесь, в Украине, шахтеры – это эпические герои на первой линии фронта на земле и под землей.

***

В каждой экспедиции, даже самой тяжелой, есть моменты неожиданной, но сильной радости.

На этот раз это произошло к югу от Запорожья, на фронте, рядом с замечательным плохим парнем, которого в моем фильме «Почему Украина» я называл Лицом со шрамом. Он сообщает нам три хороших новости.

Первая: мы оставили его в июне в Гуляйполе, на родине анархиста Махно. А сейчас он гораздо дальше, и, хотя мне запрещено сообщать его местоположение, я могу сказать, что он продвинулся на несколько десятков километров.

Вторая: он продвигался с минимальными потерями – и мы встречаем тех же людей, разве что преображенных победой, – разоренных мастеров по работе с кожей, рыболовов и торговцев, которые как никогда настроены вернуть Мариуполь и Крым.

А главное, он приберег для нас сюрприз: вспоминая долгие вечера, когда Жиль Герцог рассказывал его людям эпос свободной Франции, он узнал от высокого командования украинских вооруженных сил, что его 197-й батальон бригады A7363 переименован в батальон Шарля де Голля.

Церемония проходит вокруг горшка, подаваемого во влажном сельском уюте его бивачной штаб-квартиры, на капоте внедорожника.

Вместе с нашим другом и спутником в этой авантюре, Сержем Осипенко, они сделали большой сине-бело-красный флаг, точно такого размера, как украинский. Стена мужчин разворачивает два штандарта рядом, словно единый флаг.

Украинцы и французы, мы поем в унисон наши национальные гимны.

Только одно омрачает нашу радость. Нам показывают сбитый на дороге к югу накануне беспилотник. Это большая белая птица, из которой вываливаются внутренности. Внимательно рассматривая его, мы обнаруживаем электронные компоненты с надписями: «Изготовлено во Франции»…

***

Военная тайна обязывает: я пообещал не раскрывать расположение украинских сил вокруг юго-восточного порта Херсон, который в начале войны был единственной региональной столицей, попавшей в руки Путину.

Я только скажу, что у нас, от Березнеговатого до Явкино, Белозерки и Киселевки, в паутине разбитых дорог, где подвески наших автомобилей на каждой выбоине еле выдерживают, тактическая дуга, которая сейчас окружает город.

Мы видели много минометов в зарослях.

Бронетанковые транспортные средства BRM-1K из советской эпохи, а также реактивная система залпового огня «Ураган» между двумя деревнями.

Мы видели самолет «Су», который под радостные крики крестьян пролетел над головой и ударил по складу боеприпасов в пригороде Херсона, а через несколько минут вернулся, пролетая очень низко, не получив ответа врага.

Мы побеседовали с местными жителями, которые через несколько часов после того, как россияне бомбили мост над рекой Ингулец в Березнеговатом, пришли к вывернутым блокам гудрона с рулеткой, чтобы измерить глубину воронок и оценить масштабы разрушения.

В траншее второго эшелона мы слушали сержанта Андрея Лусенко, который был актером в театре Мариуполя, где столько его товарищей погибли под ракетами, и солдата Сергея Сергиенко, гордо носящего на своей куртке значок «поэт» и сочинившего гимн своего батальона.

Короче говоря, люди с оружием. Оружия еще недостаточно, но вскоре хватит для стратегического паритета, заявленного Зеленским до лета. И тиски, сжимающиеся вокруг оккупационной армии, отрезанной от тылов и истощенной.

Толстой утверждал, что на войне невозможно полностью окружить армию. Что ж, Толстой ошибся и доказательство в Херсоне.

***

В Николаеве, дальше на запад, на пути в Одессу, ситуация менее ясна.

Ракета с Черного моря вчера вечером ударила по старой фабрике, которую до войны отдали под мастерские и магазинчики.

Другую, к счастью, сбили через несколько часов, на рассвете, над школой в административном округе, где начался учебный год.

Председатель Николаевской областной администрации Виталий Ким, который вместе с президентом Зеленским и мэром Киева Виталием Кличко является одной из самых популярных личностей, объясняет нам, проезжая вдоль свежих руин и бывших бульваров, которые до сих пор под угрозой «Искандеров»: «Наш региональный ландшафт с его озерами и водоемами был в начале войны врагом русских злоумышленников, но теперь по тем же причинам трудно переходить в контрнаступление».

Но между началом и настоящим моментом есть разница, которая все меняет. Ракеты могут падать сколько угодно. Не успевают замолчать одни тревожные сигналы, как раздаются другие. Ежедневно воют сирены, сообщая, что угроза максимальная и нужно немедленно в укрытие. Жители уже не боятся. Они уже не слушают сирены и громкоговорители. А на Майдане, обсаженном деревьями и удивительно южном, где мы остановились на террасе суши-бара, пожилые господа продолжают играть в шахматы, будто ничего не произошло, а пожилые дамы собрались погреть на солнце ноги, распухшие от стояния в очередях за гуманитарной помощью. Подростки флиртуют, а «герой Украины», у которого мы берем интервью, рассказывает о своих подвигах.

Лишь собаки волнуются, бегают между деревьями и страшно воют.

***

Именно в Одессе полгода назад я погрузился в эту новую украинскую войну.

И именно в Одессе наступает временная развязка!

Ведь, в сущности, все так и есть. Тогда город Бабеля и Пушкина был Троей в осаде. Он не знал, превратится ли в Теруэль или Гернику, жить ему или умереть. Опытный путешественник мог предположить, что Путин «не осмелится» превратить самый европейский город Украины в еще один Мариуполь. Сейчас Одесса дышит. Одесса возрождается. Как и в Николаеве, старые кафе на Дерибасовской робко начинают снова открываться. И если бронзовая статуя французского губернатора города, герцога Ришелье, до сих пор похоронена под горой белых джутовых мешков с песком, упали стены, преграждавшие Потемкинскую лестницу и порт.

Мы садимся на один из патрульных кораблей украинского военного флота.

Он длиной в тридцать метров и несет 30-миллиметровую артиллерийскую систему. Его миссия – наблюдение и перехват. Он отвечает за тщательную проверку моря в поисках малейших признаков враждебного присутствия. И вот такой корабль 13 апреля, вероятно, подсчитал координаты для обстрела, что позволило крейсерной ракете затопить российский флагман «Москва» и, таким образом, сделать вклад в один из первых военных подвигов Украины.

Сегодня – никаких подозрительных движений.

Ни одного вражеского корабля, говорит мне экипаж, по крайней мере, на острове Змеином.

И если на эту украинскую армию напали полгода назад на земле, в воздухе и море, нужно принять во внимание факт: она закрыла небо над Киевом, начала восстанавливать земли, потерянные на Донбассе, а в Одессе, кажется, снова стала королевой морей.

Я не говорю, что игра окончена. Путин, как и все загнанные в угол диктаторы, может поставить на карту все, чтобы избежать разгрома, капитуляции и международных трибуналов.

Но это закон. В конце концов, когда Голиаф слаб, а Давид храбр, победа выпадает Давиду. Этот момент всегда наступает, когда буксуют машины небытия и смерти.

Украина выиграет войну – и тем самым спасет Европу.

Бернар-Анри Леви — французский журналист, философ, писатель, кинорежиссёр. Статья опубликована на французском в Paris Match. Предоставлена автором специально для публикации на Reform.by на русском языке.