Беларусь Мьюзик Сдвиг: как раскочегарить музыкальную индустрию?

24 ноября стартует Minsk Music Week, в рамках которой состоится крупнейшая конференция музыкальной индустрии Colisium — рожденный в Питере аналог американской Musexpo и британской Ilmc. Завхоз #rfrm Серж Харитонов встретился с исполнительным директором Сolisium Сергеем Бабичем в Svobody.4, чтобы понять, как воспитать в себе Лану дель Рей, если в твоем агрогородке одна половина населения ворует, а другая сидит в тюрьме.

RFRM: Сергей, ты многим знаком как промоутер, продюсер, организатор клубных концертов и Open Air фестивалей. Ты исполнительный директор Moscow Music Week и почти 10 лет делаешь конференции Colisium. Как дошел до жизни до такой?

Сергей Бабич: Я всегда говорю, что далек от музыки. Я творец – беру много ниточек и связываю их в узор. Музыка для меня — как пляж, а на нем сложно ориентироваться во всех песчинках. Это интересный бизнес: романтика, автографы, фанатские истории. Вот недавно одна девушка рассказала историю: «я была на концерте Кустурицы, и у меня в руках остался оторванный рукав его рубашки!».

Когда я делал первый Colisium в России, это было схематичное копирование того, что происходит в Европе. Я посетил Musiikki ja Media в Тампере и увидел, что в крошечную Финляндию, где живет меньше людей, чем в Санкт-Петербурге, приезжают спикеры со всего мира. Тогда мне стало понятно, что музыкальная индустрия не обращает внимания на государственные границы. Сначала мы с друзьями финскую схему переняли, а потом стали наполнять ее своим смыслом – нам захотелось создать условия для того, чтобы люди из музыкальной индустрии начали думать по-новому.

RFRM: Как это изменило тебя?

СБ: Colisium стал основной частью моей жизни (помимо семьи) когда я увидел, что люди приходят к нам, а потом легко совершают смелые поступки и принимают непростые решения. Я видел много людей, которые хотели уходить из музыкальной индустрии из-за разочарования в ней. Я много раз слышал, что все друг друга знают, что никому ничего не надо, что люди не ходят на концерты, что ничего нового уже не придумаешь, что вокруг люди пассивные. Но ведь это все неправда!

Я рад, что нам удалось создать платформу, где незнакомые люди находят друг друга, а слово Colisium стало коммуникативным кодом. Встречаются вот так два совершенно незнакомых человека, которые друг о друге ничего не знают. Один говорит «на прошлом Colisium, я услышал вот что…» – и другой сразу понимает, что они оба причастны к одному образу мышления.

RFRM: В Беларуси такой образ мышления уже сложился?

СБ: В Беларуси в этом смысле очень интересная ситуация, у вас очень консервативная и неизменчивая страна, но не по существу, а по внешнему виду. Если что-то меняется, то очень медленно, очень аккуратно и очень боязно.

Но ведь чтобы узнать вкус пирога, его нужно попробовать. Вот возьми это место, SVOBODY.4. Люди, которые открывали его, подумали о нас с тобой. Ты понимаешь, что даже этот стул выбирали, чтобы на нем ты сидел и кайфовал. Даже официантку подобрали такую, чтобы тебе хотелось у нее что-то заказать.

В Беларуси уже совершенно точно лет десять люди готовы к переменам и в мышлении, и в образе жизни. Эту воду уже не удержать в ладошках, она уже все равно просочится. Люди адаптировались и учатся использовать сложившуюся систему для эволюции собственного бытия и реализации своих мечтаний. За последние пару лет в Беларуси стало развиваться то, что я называю «новым маркетингом» – когда предприниматели строят бизнес не вокруг себя, а вокруг клиента.

RFRM: И тогда ты понял, что пора делать Colisium в Минске?

СБ: Да, мы делали первую конференцию в Беларуси в марте 2014 года именно с пониманием запроса на «новый маркетинг». Мы приходили в Беларусь через верхи. Все понимали, что если заходить через несколько клубов и билетных операторов, то этого будет мало. Поэтому мы пошли в Дворец Республики и заручились их поддержкой.

Один российский промоутер порекомендовал мне познакомиться с прекрасным Русланом Стариковским (директор группы J:МОРС). Мы встретились возле Макдональдса летом 2013 года, и я за 10 минут рассказал ему о нашей идее. Он набрал другому человеку и через 20 минут я сидел в кафе и разговаривал с программным директором Дворца Республики. Этот парень знал всех, понимал, что нужно дальше двигать музыкальную тему и сказал «мы вас поддержим».

Через 9 месяцев мы сидели в пресс-центре Дворца Республики. Нам объяснил представитель властей, который курировал наше мероприятие (и я так понимаю, что это был человек в погонах), что – как и в любой стране – в Беларуси есть оппозиция, которая занимается своими делами. По его мнению было бы странно, если бы такие люди приняли участие в мероприятии на главной государственной площадке. Я отстаивал позицию, что если мы будем заниматься цензурой на входе, то быстро станет известно, что мы отказали спикерам в выступлениях – и вся наша задумка превратиться в профанацию.

Конференция двигалась вау-здорово. Началась фестивальная панель, на которой выступали Илья Островский (KUBANA) и Максим Мазуровский (Фестиваль ВОЗДУХ). Третьим спикером был человек, который делает беларуские фестивали, условно относящиеся к «оппозиционным». И произошло то, о чем меня предупреждали – спикер-оппозиционер воспользовался нашей трибуной, чтобы заявить о своей политической позиции: «организаторы попросили рассказать про фестиваль, но я хочу поговорить не об этом».

Рассказал, положил микрофон и ушел из зала. Несколько месяцев он не выходил на связь, а спустя полгода я смог до него дозвониться. Я сказал ему «Ты же понимаешь, что ты просто вышел на сцену, наложил кучу какашек и ушел, ничего не изменив? Ты даже не сорвал нашего мероприятия». Для меня это было как если бы кто-то на свой день рождения пригласил 20 друзей и один из них начал продавать на празднике биодобавки просто потому, что там собралось много людей. В общем, первый Colisium в Минске был ярким. Все было прекрасно.

RFRM: Я уже два года пристально слежу за творчеством беларуской группы Shuma и всячески стараюсь продвигать их музыку среди своих друзей за границей – в Ирландии, Британии, Израиле, Катаре, США. Все, кому я показывал их записи, не понимают, почему этот проект неизвестен там, «у них» – ведь он уникально аутентичен и эта музыка на пересечении этники и электроники сразу цепляет. Как музыкантам из Беларуси продвигаться в большом мире?

СБ: А у Shuma есть директор?

RFRM: Не знаю.

СБ: Стань их менеджером, ты уже ведешь себя так, будто они тебя наняли! Если серьезно, мой взгляд извне таков: в Беларуси есть музыкальные микро-сообщества, замкнутые на себе, есть тусовка вокруг одного человека, вокруг одного клуба, все варятся сами по себе и даже внутри каждой тусовки происходит какая-то нездоровая конкуренция. Нужно искать общий интерес и общие планы. Музыкантам надо объединяться, помогать своим и дружить.

RFRM: У нас есть доминирующая шансонная культура. В Беларуси мерзкий «блатняк» в свое время заполонил все радиостанции после введения «национальных» квот на радио и телевидении. Три недели назад подобные квоты были введены в украинских медиа. Что ты думаешь о музыкальном квотировании?

СБ: Это очень классный вопрос. Музыкальная индустрия является культурным отпечатком общества в целом. Я ехал в маршрутке сегодня, там водитель слушал песню про зону – про то, как любимая осталась на воле, а мужик сидит в тюрьме и они шлют друг другу мысленные послания. Это все очень жизненно. Я ни в коем случае не хочу уничижать такую музыку или говорить, что шансон это «фу». Кто-то может не заметить, что для них в баре подобраны красивые бокалы – просто придет, бухнет вина и уйдет. То же самое и с музыкой – это вопрос вкуса.

RFRM: Ведь бывают маршрутчики с хорошим музыкальным вкусом? Едешь такой, наслаждаешься новым треком про перо под ребро – уже четыре остановки проехал после своей, а выходить из маршрутки не хочется.

СБ: Серж, твой вопрос я переформулирую – заканчивается ли свобода творчества там, где появляются ее ограничения? Есть потрясающий пример из живописи. Японский художник Кацусика Хокусай творил в пограничных условиях – запирал себя в сарае, поджигал его и писал картину в горящем помещении. Потом запирал себя голым в холодной комнате и рисовал, замерзая до полусмерти. Жена Хокусая преданно помогала ему: окунала художника в воду, доводила до предельного состояния, Хокусай выныривал, делал несколько мазков, а преданная жена снова и снова топила его «для вдохновения».

Я считаю, что для любого творчества ограничения необходимы, художник должен быть голодным. В крошечных городах, где нет условий для творчества и репетиций, крутых магазинов музыкальных инструментов, вроде магазина «Музыка» в Минске, творчество рождается когда люди натягивают струны на гитару. Группа Apocalyptica родилась в финском городке с населением 1500 человек. Чуваки сидели за Северным полярным кругом, где можно только бухать и размножаться, попробовали первое со вторым – и поняли, что этого мало.

Поэтому самое главное, что нужно сделать сейчас музыкантам в Беларуси – отпустить свой разум. Открыть дверь и выпустить его из той комнаты, в которой они сейчас находятся.