Артемий Троицкий: России, которую мы видим сегодня, через 20 лет не будет

Справка #RFRM: Артемий Троицкий, более известный как муж беларуски Веры Марченковой. Культовый российский рок-журналист и музыкальный критик. Википедия называет его ведущим специалистом по современной музыке в России. Мало кто знает, но Артемий по образованию «математик-экономист». Зато всем известно, что он был первым главным редактором русской версии журнала Playboy. В 2014 году переехал на ПМЖ в Эстонию.

***

— Насколько те условия, в которых вы работали в 80-е в России, я имею в виду вашу работу по популяризации альтернативной и рок-музыки, напоминают сегодняшние? Люди идут против течения?

— Я бы сказал, что ситуация в России похожа на очень конкретные времена. А именно – на самый конец 70-х – начало 80-х годов. Тогда в СССР тоже было очень мрачно. Шла война в Афганистане. Все было очень плохо с экономикой. Магазины были пустые, народ был недоволен. В общем, было очень болезненное, кризисное состояние в стране. Сейчас в России примерно так же. Но если говорить о рок-музыке, то все совсем по-другому. Потому что все-таки рок-н-ролл тогда находился в полном подполье. Если не считать ленинградского рок-клуба, не было вообще никакого окошка для рок-музыкантов, для того, чтобы как-то себя проявить на публике. И теперь при всем путинском зажиме и цензуре, всех этих идиотских духовных скрепах и так далее все-таки ситуация не такая. Происходят всякие безобразия. Периодически отменяются концерты, проходят какие-то облавы на фестивалях, особенно если это фестивали антивоенные или антифашистские, а сейчас таких фестивалей проходит довольно много. Сейчас родилось новое поколение групп. В основном это панки, пост-панки, такие очень сердитые ребята. Самые лучшие и известные из этих групп это «Порнофильмы». Имеется еще движение «Антиармия» во главе с Вадимом Курылевым, бывшим гитаристом ДДТ. Сейчас у него своя группа – «Электропартизаны». И они постоянно проводят свои мероприятия, сборник вот выпустили, концерты, фестивали и так далее. И тут иногда эксцессы происходят. Но в общем и целом нет такой тотальной цензуры, тотальной слежки, как это было в начале 80-х годов. Поэтому ребята делают более или менее все, что они хотят. И я думаю, если не произойдет очередного витка в закручивании гаек, то так оно и останется.

— В начале восьмидесятых, о которых вы говорите, такой виток мог случиться. Но все пошло в другом направлении. Не прошло и десяти лет с тех мрачных времен, и вы открыли журнал «Плейбой» в России. Наверное, тогда вы не могли представить, что такое станет возможным так скоро.

— Все на самом деле происходило фантастически быстро. Коммунистическая партия отодвинулась от власти, комсомол вообще исчез. Вскоре развалился и сам Советский Союз. Да, все происходило мгновенно. Потому что, на самом деле, вся эта советская структура сгнила уже до основания. Поэтому когда это рыхлое дерево стало подкашиваться, все произошло очень быстро. Почему так? Думаю потому, что общество к этому было готово. Всем надоел совок, всем надоели коммуняки, всем надоело фигово жить. Поэтому все быстро поднялись, причем, ведомые не только чисто материальными, но и во многом европейскими, скажем так, соображениями: свобода, воля, свобода слова, никакой цензуры, честные выборы и так далее. Тогда эти идеи овладели массами. Очень много народу в это включилось. Кооператоры впряглись в экономическую повозку. Всякие политические активисты – в политическую. Всякие рокеры, художники и так далее – в культурную. И очень  быстро совместными усилиями растащили нафиг всю эту советскую систему. Было очень приятно. Я в этом активно участвовал и об этом совершенно не жалею.

— Соответствовал ли этот скачок в культуре общему уровню развития общества, или это была скорее эйфория от снятия пресса? И мог ли тот всплеск 90-х привести к коренным, необратимым изменениям в общественном сознании?

— Я думаю, что изменения в общественном сознании были довольно поверхностными, и ельцинское время это доказало. Я, в отличие от многих, не считаю 90-е какой-то золотой эрой. Для меня лично с точки зрения карьерной, денежной и так далее эти годы сложились, конечно же, очень удачно. Я вел радиопередачи, я вел телепередачи. Был начальником на двух больших телеканалах: «Россия», «НТВ». Журнал «Плейбой», естественно, журналистика и все такое прочее… В этом смысле все было замечательно. Но с другой стороны, я уже тогда стал оппозиционером – при Ельцине. Потому что всякие пакости начались уже тогда. То, что Ельцин в конце концов привел к власти Путина – это было логично. Потому что война в Чечне – абсолютно позорная и ненужная – началась в 94-м году. Расстрел парламента был еще до этого – в 93-м году. Первые сфальсифицированные выборы были в 96-м году. Это все при Ельцине. Какие-то вещи Борис Николаевич, конечно, сохранял неприкосновенными. В частности, была у него священная корова под названием «свобода слова». В этом смысле Ельцину респект. Он не зажимал масс-медиа, не зажимал журналистику. Но во всем остальном, что касается преступности и коррупции – это уже в 90-е годы процветало вовсю. Как вы знаете, собственно, карьера Путина началась с мегаворовства в петербургской мэрии при Собчаке, большом демократе.

— В 90-е я был тинейджером и отлично помню, что мейнстримом была качественная музыка. Она была в телевизоре, она была повсюду. Потом это как по приказу остановилось. Вы помните момент, когда условный Троицкий в телевизоре был заменен условным Кобзоном?

— Я не сказал бы, что все это было как по щелчку переключателя. Просто в начале 90-х на телевидение пришло большое число идеалистов, которые заняли позиции и на политическом вещании, и на культурном в том числе, в частности, на музыкальном. Одним из таких идеалистов был я. И мы зарядили на телевидении многочисленные программы. Скажем, «Программа-А», «Экзотика», многие другие. Потом у меня на НТВ были «Кафе «Обломов», зарядили программы с качественной музыкой. Однако телевизионное начальство начало весь этот идеализм потихонечку так, без скандалов, но выдавливать. Когда я работал на телеканале «Россия», я был начальником музыкального вещания российского телевидения – с начала 91-го по начало 94-го – три года. При том, что я был ответственным за музыкальное программирование, я вдруг заметил, что стали в эфир выходить какие-то помойные попсовые передачи. Вскоре я понял, что они выходят за взятки. То есть меня обходят как пугало, идут к более высокому начальству, скажем, гендиректору, замгендиректора, приносят пухлые конверты, и те ставят в эфир всякую дребедень. Естественно, мне не нравилось такое двойственное и, надо сказать, довольно унизительное положение. Поэтому с канала «Россия» я ушел. Примерно такая же история была и на других каналах. То есть дело не в том, что у телевизионного начальства были какие-то эстетические претензии к тому, что я делаю. Они вообще не смотрели эти программы. Но просто я не брал взятки и не давал взятки никогда. Я старался, чтобы все было как в Европе, а они жили по совершенно иным – совково-бандитским принципам.

— Для меня знаковым днем стало 3 января 2002 года, когда я прочитал на одном из новостных сайтов, что в новогодние праздники единовременная аудитория «Смехопанорамы» в России достигла 50 миллионов человек. Мне тогда стало страшно, и я подумал, что ничем кроме войны такое массовое одебиливание не может закончиться. У вас был похожий момент?

— Нет, не было. Хотя, был, но он был очень давно. Днем, который во многом определил мою жизненную позицию стало 21 августа 1968 года. Это день вторжения советских войск в Чехословакию. Мне тогда было 13 лет. Просто я до этого жил в Чехословакии 5 лет. И в этот день я стал антисоветчиком. Если говорить о таких символических днях, то это был он. Что касается каких-то карьерных вещей, то таких громких щелчков у меня не было. Потом уже позднее, конечно, тоже были серьезные ломки. Это уже относительно недавно – 2014 год. Тогда я окончательно понял, что Россия стала если не фашистской, то милитаристской диктатурой и сделал из этого соответствующие выводы.

— Именно тогда вы и уехали из России.

— Да, то есть мы уехали. Всей семьей. У меня замечательная семейка. Кстати, жена моя Вера – уроженка города Минска и гражданка Республики Беларусь. И дети мои тоже имеют гражданство Республики Беларусь. Мы все уехали жить в Таллин, где живем до сих пор и, надо сказать, очень хорошо себя чувствуем.

— В России вы бы чувствовали себя не так хорошо?

— Я себя могу хорошо чувствовать где угодно. Может быть, только не в какой-то уже совсем ужасной экологической обстановке. Но если воздух чистый, хорошо себя чувствую в любом месте. Другое дело, что много всего противного в России. У меня тоже был такой эпизодик, eye-opening, по-английски выражаясь – открывающий глаза. Вышел я как-то утром из дома в 14-м году. Иду себе по бульвару около Ленинского проспекта, где я жил. И такая картинка: идут типичные московские хипстеры, такие модненькие-модненькие: узкие брючки, бородки, кеды Converse, кепочки. В общем, все такие хипстеры-хипстеры как в Портленде, штат Орегон. И идут они на фоне огромного плаката с надписью «Не смешите мои Искандеры». Ракеты там какие-то устремленные, имперские лозунги и так далее. Это называется когнитивный диссонанс. И я помню, что эта картинка как-то мне серьезно вставила. Но главное – это дети. Потому что у меня иммунитет. У меня был иммунитет против советской пропаганды, против ельцинской пропаганды, и уж тем более у меня иммунитет против омерзительной бездарной путинской пропаганды. Поэтому мне ничего не страшно. Но детей жалко. Когда трехлетняя Лидия приходит из детского сада и начинает что-то там парить про фашистов, которые на нашу страну нападают, имея в виду украинцев, тут я понимаю, что я не контролирую ситуацию. Что в этой стране детям лучше не расти. Так что дети, пожалуй, для нас с Верой были основной мотивацией, если говорить об отъезде из России.

— А в Минске вы смогли бы жить?

— В Минске, я думаю, не смог бы жить. И тоже в первую очередь из-за детей. Думаю, что в Минске кампания по промывке мозгов с самого детства в лукашенковском стиле тоже поставлена довольно неплохо. Хотя, я с этим сам никогда не сталкивался и конкретных примеров привести не могу, но не сомневаюсь в том, что товарищи стараются.

— Вам понравилось, как вас сыграл Андрей Ходорченков в фильме «Лето»?

— Ну, не знаю даже. То есть, сыграл он, может, и хорошо, но большую часть реплик, которые он произнес, я никогда не говорил. Никогда я не говорил Майку, что ему нужно петь на английском языке и пробиваться в Америку. Мне было заранее ясно, что в Америке Майку делать абсолютно нечего. Так что это, конечно, была липа, но липа не актера, а сценария.

— «Лето» – это прекрасный мюзикл, после которого хочется слушать «Кино» и «Зоопарк», но он совершенно не отражает всей жести того времени. Говорит о том, что можно быть свободным в несвободной стране. Можно ли сказать, что Кирилл Серебренников сам стал жертвой этого убеждения?

— Да, к сожалению. Это все очень неприятная история, в которой отразились многие принципы современной России. В частности, принцип гибридности. Все лицемерно, все как бы, все как-то фальшиво. Все построено на лжи, каких-то недоговорках, выборочности и так далее. То есть даже если допустить, что Серебренников в чем-то там виноват, то можно быть абсолютно уверенным, что это могло бы произойти с каждым. Потому что все это делают. Все занимаются какими-то левыми обналичками, все берут какие-то странные кредиты, потом их каким-то странным образом отдают и так далее. Но при этом всех не трогают, а кого надо, того выдергивают. Таким образом попался бедный Кирилл. Это называется как? Гибридное правосудие, наверное. Выборочное применение закона. Я считаю, что Кирилл сделал ошибку, но эту ошибку сделали многие другие талантливые люди: он связался с государством. У меня давным давно, с младенчества, можно сказать, был принцип – никакого отношения к государству не иметь. Единственный раз, когда я с государством связался – это когда я принял предложение стать начальником музыкального вещания на телеканале «Россия». Это был государственный канал. Я это сделал, потому что было очень сильное предложение. Я действительно почувствовал, что я могу там развернуться невероятно. Это было такое время – начало 91 года. Ельцин тогда еще не был у власти, а канал «Россия» был как бы оппозиционным – таким антисоветским каналом. И поэтому я согласился. Больше я никогда с государством дел не имел. Никаких денег от него не брал, никаких льгот и поблажек не получал… В гробу я видал советское и российское государство. Некоторые другие ребята, Кирилл, в частности, масса киношников и театральщиков (сейчас они от этого отходят) считали, что совершенно не зазорно брать деньги у государства, а творить свободно.  Вот и дождались. Государство, все-таки, за своими деньжишками присматривает. И когда ты на государственный бюджет начинаешь снимать какие-то антигосударственные фильмы и ставить антиправительственные спектакли, государству это не нравится. И тут уже возможны любые последствия.

— Кем бы был сегодня Виктор Цой, если бы не столкновение «Москвича» с «Икарусом»?

— Не знаю. Мне часто задают этот вопрос. Я не могу дать на него ответа. Я не исключаю, что он уехал бы из России.

— Россия распадется через 20 лет?

— Да, я думаю Российской Федерации, которую мы видим сегодня, через 20 лет не будет. Я думаю, что восточная часть медленно но верно отойдет Китаю. Сначала это будет называться какой-нибудь «территорией совместного пользования», а потом и вовсе это будет территория с отдельным статусом, но уже не часть Российской Федерации. С другой стороны я не исключаю, что обострится снова ситуация на Северном Кавказе. И эти республики тоже каким-то образом отвалятся. А дальнейшее зависит от управления страной. А сегодняшнее путинское руление Россией абсолютно бездарное. Оно провоцирует центробежные процессы. И регионы будут стремиться к независимости или автономии. И это будет реальная федерация или даже конфедерация.

— Это те перемены, о которых пел Цой или он их иначе видел?

— Цой вообще не знал толком, о каких переменах он пел, но, естественно, он пел в первую очередь о переменах, связанных с перестройкой. Ведь он написал эту песню в 86-м году, когда все только начиналось – гласность и прочее. Так что он пел об абстрактных переменах, но связанных со свободой в первую очередь.

— А сейчас в России осталась настоящая оппозиция?

— Я считаю, что оппозиция есть. И сильная часть оппозиции, более менее оформленная – это команда Навального. Они сделали массу полезных вещей уже. Они разбудили большое количество молодежи, которая до этого была вообще вне политики. Они создали замечательную структуру отслеживания всяких коррупционных процессов. Они сделали свое телевидение – Навальный-LIVE, создали команды для работы на выборах. Это, конечно, далеко не все, что нужно, но это очень много. Считаю, что эти ребята – большие молодцы.

— Но люди выходят на улицы не против войны в Украине, в Сирии, а за пенсии. Это хорошо или плохо?

— Ну послушайте, одни люди протестуют против войны, другие протестуют против повышения пенсионного возраста. Я не согласен с позицией Аркадия Бабченко на эту тему. У каждого есть своя болевая точка. У некоторых людей, у меня, в том числе, это Украина и Сирия. Хотя, скажу честно, Сирия мне пофигу. Вот за Украину я очень переживаю. У других людей, менее политизированных, болевая точка – это пенсия. И что же, из-за этого называть их позорниками, а их протест считать ничем? Да нет. Это тоже важный протест. Протест бедных слоев населения. Напротив, я считаю, что этот протест нужно поддерживать, делать его более осмысленным и объяснять людям, почему это происходит. Что виноват не какой-то там козел отпущения Медведев, а виноват Путин и построенная им система.

— Пару лет назад вы убедили свою жену не отказываться от беларусского гражданства, объяснив это тем, что Беларусь рано или поздно станет частью Европы. Вы по-прежнему так считаете?

— Меня очень огорчили последние новости о переговорах Путина и Лукашенко. Где они в Сочах друг к другу притирались, и судя по тому, что я прочел по результатам этих переговоров, Путин шантажировал Лукашенко всякими нефтегазовыми поставками, кредитами и многими другими темами, где Россия может много кого «нагнуть», особенно, соседей. И требовал от Лукашенко уступок, прежде всего политических. Возможно, признания Крыма, свертывания отношений с Украиной и строительства российской военной базы в Беларуси. Это все очень тревожно и очень плохо. Особенно то, что касается военной базы. Потому что отношения с Украиной можно свернуть, а потом снова развернуть. А военная база – это уже как опухоль. Она засядет в теле Беларуси. И потом как ее выкорчевывать – не очень понятно. Так что я очень надеюсь, что Лукашенко не прогнется до самой земли, не даст Беларуси стать российской колонией. Если этого не произойдет, то все в Беларуси будет в порядке. Если это произойдет, то Беларусь вместе с Россией и потонет.

— В Эстонии вы среди прочего сотрудничаете с ARU TV, который противостоит российской пропаганде в Балтийских странах. Для нас это тоже актуальная тема. Расскажите, что получается, а что не очень.

— ARU TV стал очень популярным каналом. Все его смотрят. Появляется огромное количество отзывов. В основном —положительных. Я не могу привести конкретные цифры, потому что я не занимаюсь административной и финансовой стороной этого канала. Знаю только, что по соотношению затрат и популярности успех у ARU TV просто феноменальный. Он стоит буквально две копейки, а просмотров там миллионы. Может быть, не столько, сколько у Дудя, но с тем же Навальным вполне сопоставимо. Кстати говоря, я не исключаю — как раз недавно вел переговоры с людьми Навального — какого-то партнерского соглашения с Навальный-LIVE

— Вы знаете что-нибудь о беларусской музыке?

— О современной беларусской музыке я мало чего знаю. Слушаю то, что до меня доходит. Последнее, что до меня дошло – это проект Михалка под названием «Дрезден», где Михалок поет песни, очень похожие на старые, но в такой совершенно электро-попсовой восьмидесятнической аранжировке. Не могу сказать, что на меня это произвело сильное впечатление. Слушал также группу сына Михалка по имени Super Besse – такая вполне симпатичная пост-панковская группа. У нас в России много таких. Из свежего больше ничего не припомню.

— Можете назвать ТОП-3 беларусских музыкальных проектов для вас?

— На все времена?

— Как угодно.

— На первое место я бы совершенно точно поставил, к сожалению, уже почившего парня по имени Василий Шугалей. У него была такая группа «ЫЫЫ». На второе место я бы поставил очень симпатичную инструментальную группу, которая называется Port Mone. И на третье место по сумме заслуг я бы все-таки поставил «Ляпис Трубецкой». У них имеются довольно контрастные периоды творчества. Некоторые мне более симпатичны, некоторые – менее, но в общем я считаю, что для Беларуси это историческая группа.

***

Понравился материал? Успей обсудить его в комментах паблика #RFRM на Facebook, пока все наши там. Присоединяйся бесплатно к самой быстрорастущей группе реформаторов в Беларуси!