Гомельчанину Алексею Романову 51 год. Еще недавно он был политическим заключенным. В конце 2020-го мужчину осудили за оскорбление Лукашенко на год колонии общего режима. Полностью отбыв свой срок, Алексей вышел на свободу 23 ноября. Он рассказал Reform.by об атмосфере в колонии, встрече с Юрием Воскресенским и переживаниях после освобождения.
— Тревожно я себя чувствую на свободе, многие знакомые уехали, большинство знакомых сидит. А я вот один совсем, — делится своими ощущениями недавний политзаключенный.
«Обругал матом Лукашенко»
Алексей Романов — гомельский активист. Еще несколько лет назад он был предпринимателем, занимался строительством и ремонтом, по его словам, даже строил вертолетную площадку на одной из резиденций Лукашенко. Но после перенесенного рака желудка мужчина лишился селезенки, части желудка и кишечника, получил 2-ю группу инвалидности. Несмотря на сложности со здоровьем, летом 2020-го Алексей стал волонтером предвыборного штаба Светланы Тихановской.
— Мы ездили по Гомельской области с агитацией. На одном из пикетов (в Хойниках 28 июля — Reform.by) я обругал матом Лукашенко, — признается Алексей. Говорит, слово «президент» у него вызывает только резко негативные ассоциации.
Позже Романову позвонили из милиции и сказали, что против него заведено уголовное дело по статье 368 УК «Оскорбление президента».
— Я поехал к следователю. Он со мной говорил очень культурно. И во время следствия на меня давления не оказывали. Если честно, я встречал в течение всего отбывания наказания много сотрудников [силовых структур], которые все прекрасно понимают, что происходит в стране, — добавляет Романов.
«Врач, увидев конвой, сказал, что в госпитализации я не нуждаюсь»
Под стражу мужчину, учитывая инвалидность, во время следствия не брали. Суд проходил в Хойниках (по месту «преступления»). Приговор Алексею вынесли 16 декабря — год лишения свободы в колонии общего режима.
— Во время приговора мне стало плохо. У меня упал гемоглобин, я терял сознание. Прямо в зале суда меня взяли под стражу и отвезли в хойникскую больницу, там сделали анализы и пристегнули наручниками к кровати. Всю ночь я лежал под капельницей, меня не пускали в туалет, а трое милиционеров, которые в больнице за мной наблюдали, не давали мне пить, не давали спать — стучали наручниками по батарее. Днем силовики заставили меня подписать отказ от лечения в больнице, хотя лечащий врач был против. Я подписал, понимая, что пролечиться нормально мне не дадут, — рассказывает Алексей.
После этого мужчину доставили в гомельское СИЗО. По словам Алексея, тюремные медики были в шоке от его физического состояния:
— Начальник медчасти сказал немедленно отвезти меня в областную больницу, потому что я еле стоял. Но врач в больнице, когда увидел мой конвой, сказал, что со мной все хорошо и в госпитализации я не нуждаюсь. Меня отвезли обратно в СИЗО и положили в санчасть, где я находился до самого этапа в колонию.
По словам Алексея, в санчасти к нему относились очень хорошо.
— Лечила меня молодая девушка. Она потом уволилась. Люди не выдерживают этой системы, — говорит мужчина.
«Относились строго, но спасало то, что я инвалид»
Из Гомеля Романова этапировали в витебское СИЗО, там он провел три дня, а после его перевезли в Глубокое.
Политзаключенный отбывал наказание в колонии усиленного режима в городе Глубокое. Из Гомеля мужчину этапировали через Витебск, там Алексей в СИЗО пробыл три дня, а после был доставлен в Глубокое, в исправительную колонию №13.
— В Глубоком зона особого режима, там сидели насильники, убийцы, рецидивисты. Несмотря на то, что мне присудили общий режим, отправили меня туда, — рассказывает Романов. — Понятное дело, что ради меня никто не будет менять режим. Относились строго, но меня спасало то, что я инвалид, поэтому ко мне было более-менее человеческое отношение. Из-за второй группы инвалидности я был освобожден от работы.
Вместе с Алексеем в колонии находился другой политзаключенный Сергей Верещагин, у которого после избиения силовиками были очень серьезные проблемы со здоровьем, но, как он писал в письмах, отправить его на лечение очень долго отказывались.
— Мы вместе ехали этапом с ним. Верещагин ходит еле-еле. Его по субботам на работу выгоняли одного, не давали ему даже больничный. У него ноги подкашивались, руки тряслись. Сергей постоянно сидел в штрафных изоляторах, на одной такой отсидке ему стало с сердцем плохо, его вывезли в больницу, — рассказал Романов.
«Много сотрудников колонии поувольнялись»
По словам мужчины, сотрудники колонии вовсе не были поголовно довольны происходящим.
— За время моего нахождения в колонии много сотрудников поувольнялись, многие из них ходили в 2020 году на протесты. Были сотрудники колонии, которые ко мне относились по-дружески и все понимали, — говорит Алексей.
Он с теплом вспоминает, как много беларусов писали ему письма поддержки в колонию.
— Это меня очень укрепляло. Присылали даже детские рисунки. Люди подписывали меня на газеты. Выписывали «Новы час», но мне его не отдавали. Когда в СИЗО Гомеля я попросил отдать мне газету, то пригрозили штрафным изолятором. Я решил не воевать, потому что не с моим здоровьем это делать, — признается мужчина.
Вообще новости с воли, говорит, доходили только отрывками.
— Некоторые сочувствующие сотрудники могли что-то рассказать. Телевизор я не смотрел. Даже внутри колонии государственное телевидение называют «Г******с ТВ». А газету «Советская Белоруссия» называют «с****й», даже сотрудники так и говорили: «Кто будет с***у выписывать?» — вспоминает бывший политзаключенный.
«Возникло ощущение, что Воскресенский не решает абсолютно ничего»
Еще когда Алексей Романов находился в гомельском СИЗО, около года назад, ему пришло письмо от деятеля Юрия Воскресенского.
— Он поздравил меня с Новым годом и написал про «Круглый стол демократических сил» и про идею примирения властей с людьми. Я сначала ему ответил резко, мол, как же вы будете примирять народ с теми, кто убивал этот народ. Воскресенский мне продолжал писать, у нас завязалась переписка. Он объяснял в письмах, что пытается делать что-то для людей, говорил, что инициировал помилование. Также приглашал меня в Минск на разговор, как освобожусь, — рассказывает мужчина.
Он признается, что за год заключения часто думал о том, почему бы Лукашенко не выйти к людям и не предложить всем помириться. В итоге, освободившись, Алексей решил и в самом деле съездить к Воскресенскому.
— Я поехал на встречу, потому что хотел обсудить с ним, как бы сделать так, чтобы организовать в Гомеле круглый стол по помилованию, чтобы провести какой-то диалог и добиться амнистии. На встрече Юрий Валерьевич оскорблял Светлану Тихановскую. Кроме оскорблений, никаких предложений по помощи политзаключенным я не услышал. У меня возникло ощущение, что Воскресенский не решает абсолютно ничего, — подвел черту Романов.
«Репрессии не закончатся»
Сейчас Алексей уже полтора месяца как на свободе. Его постоянно контролируют, и он думает, как жить дальше. Мужчина переживает, что давление на него будет продолжаться.
— На зоне мне казалось, что я там умру. Мне было очень тяжело, боли были постоянные. Когда я освободился, то решил, что воевать уже не буду.
На свободе я увидел со стороны милиции к себе презрение и ненависть. Они поставили себя выше народа. Меня могут в любой момент посадить. Ко мне приходят силовики и проверяют по три-четыре раза в неделю, хотя надзор за мной не устанавливали. Вызывают, чтобы я каждое воскресенье приходил в милицию на лекции. Там мне пригрозили: если не заткнешься — посадят.
В день, когда я освободился, город был весь пустой, когда приехал в Минск, увидел, что у людей нет улыбок на лицах. Ощущение, что мы находимся в стране мертвых. Репрессии не закончатся, потому что люди не смирятся с тем, что происходит в стране, а несогласных будут продолжать наказывать, — уверен гомельчанин.
* * *
Понравился материал? Обсуди его в комментах сообщества Reform.by в Facebook!
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: