«На год старше»: проект Reform.by к 9 августа. Часть 2

«На год старше» — в таком опросе мы предложили поучаствовать деятелям культуры, искусства и науки, осмысляя прошедший политический год, символичной датой которого является 9 августа.

Апеллируя в определенном смысле к документальной ленте «Cтарше на десять минут» Герца Франка, в которой речь идет об эмоциональной жизни ребенка, которую он проживает за недолгие 10 минут, смотря спектакль, нам хотелось попробовать описать те вехи, которые пережили беларусы — в отдельности, и все вместе — за этот временной отрезок. На наш взгляд, это как раз тот случай, когда за один год были прожиты несколько лет, если не десятилетия. И с беларусским обществом произошли изменения.

Во второй части проекта своим опытом и суждениями о произошедшем поделились драматург и режиссер Дмитрий Богославский, поэтесса и переводчица Юлия Тимофеева, историк Алексей Браточкин.

Напомним, что в рамках опроса мы предложили девяти авторам письменно или в устной форме ответить на следующие вопросы.

1. Каким был для вас этот год? (Можете вкратце рассказать о том, как этот год изменил вашу жизнь, сознание?).

2. Что потеряла или приобрела беларусская культура (литература, театр, кино, искусство) за это время, на ваш взгляд? Изменило ли общество в свете последних событий свое отношение к культуре? И соответственно, изменилось ли само?

3. Найден ли, на ваш взгляд, тот словарь, слова, которыми можно обозначить процессы, которые происходят сегодня с беларусским обществом? Определений за это время было озвучено немало, но есть ли у вас своя метафора того, что происходит? Или, возможно, вам вспоминается чей-то пример преодоления кризиса, который вы держите в уме и на который опираетесь?

4. Верите ли вы в быстрые изменения в Беларуси? Какой представляете ее будущее?

Мы не задавали жестких форматов ответа. Но для нас было важно, чтобы автор выбирал язык, на котором он хотел бы высказаться.

«Мы сейчас стоим на руинах»

Дмитрий Богославский, драматург, режиссер, актер. Пьеса «Катапульта» Дмитрия Богославского в 2021 году получила 1 место в номинации «Пьеса для большой сцены» конкурса драматургов «Евразия».

1. Мне кажется, этот год поменял мое отношение к близким. Ощущение близкого человека рядом. Скорее всего, это такое средство спрятаться от глобальной проблемы – просто ограничить круг взаимоотношений, и посредством какой-то заботы пытаться хоть ненадолго закрыть глаза на происходящее. Это не постоянное «бегство», но иногда нужны передышки.

2. Давайте я про театр. Стоит ли говорить, что мы сейчас стоим на руинах? И я имею в виду, что руины – слишком мягкое определение. Мы потеряли независимый театр, и сколько бы продюсеры оного не пытались «восстать из пепла» – возможности таковой нет (я говорю о легальном или официальном, если хотите, существовании).

Но беда в том, что во многом мы сейчас боремся с ветряными мельницами, с желанием некоторых чиновников «перебдеть» и потому запретить, закрыть и так далее. По городу висят эти плакаты «ломать — не стоить», но те, кто их вешает, не понимают, что убивая независимый сектор (будь то театр, общественные организации и так далее), они поступают точно так же – они ломают, ломают созданное не ими, не их руками.

Ведь мы знаем, что, к сожалению, тот же независимый театр у нас делается вопреки, и доказано это множество раз. Доказано это и тем, что общество, то, которое действительно нуждается в «вопросах и ответах», находит, к счастью, способы частично удовлетворить свои культурные потребности. В репертуаре государственных театров есть спектакли о вопросах национальной идентичности, или спектакли, которые по прошествии года прочитываются совсем иначе — острее, болезненней. И спектакли эти некоторыми зрителями уже «засмотрены донельзя», но они продолжают на них ходить. Мы видим шквал благодарных комментариев под онлайн-показами «Купалаўцаў» и других независимых коллективов, что так же свидетельствует о потребностях зрителей.

3. Я не могу ответить на этот вопрос. Для меня еще не поставлена точка, после которой я могу проанализировать и отрефлексировать все целиком. Поэтому я горжусь коллегами, которые могут фиксировать происходящее переводя факты жизни в искусство. А если говорить общо, то я не сторонник разговоров о кризисе – это только закономерные процессы. Понимаю, что за такие слова на меня может обрушится волна негатива с каждой стороны, но пусть на эти процессы смотрят как на кризис «они», — для меня это закономерности. Потому что привычка «вопреки» выработана нами не за один год. Поэтому независимый театр неустанно ищет пути вернуться на сцену, а зритель продолжает ходить в театр за вопросами. Делай что должно — и будь что будет.

4. Не верю, но желаю. Поэтому задача каждого из нас, верящего и желающего изменений, — не останавливаться. Будущее вижу сложным, трудоемким, напряженным, но временно. А временные рамки изменений и видимого мной сложного и напряженного будущего зависят от нас самих.

«Беларусы 2020-га года — быццам дзіця, што раптам пабачыла сябе ў люстэрку»

Юлія Цімафеева, паэтка, перакладчыца, пісьменніца. Свой досвед мірных пратэстаў у Беларусі аўтарка апісала ў кніжках «Dagar i Belarus» («Дні ў Беларусі») , «Minsk. Tagebuch»(«Менскі дзённік»), якія выйшлі цягам 2020-21 гадоў у Швецыі і Германіі.

1. Я спрабую коратка адказаць на гэтае пытанне. Але пішу і выкрэсліваю, пішу і выкрэсліваю. Бо як тут адказаць коратка? За гэты год я часта адчувала агіду і нянавісць, я зразумела, што такое жывёльны страх, але і што такое пачуццё еднасці з незнаёмымі людзі, я навучылася ім давяраць і адначасова быць вельмі падазронай. Я шмат гушкалася на эмацыйных арэлях, і зноў на іх падсела. Я напісала празаічную кнігу па-ангельску, якую выдалі ў Швецыі і Германіі. Я амаль дзевяць месяцаў жыву ў іншай краіне, у той час як мой брат і яго жонка — сядзяць на Акрэсціна, падазраваныя ў крымінальнай справе за тое, што летась гралі музыку на маршы. Я пастарэла і схуднела, у мяне дадалося сівізны, я двойчы галіла галаву ў жаданні хоць нешта кантраляваць, і пераканалася, што гэта дапамагае. Я не памятаю, калі апошні раз ад душы смяялася, затое плакала я ўчора і пазаўчора. Я быццам луг, які перааралі трактарам. Ці вырасце на гэтым полі штось цікавейшае за лугавую траву, паглядзім.

2. Я думаю, беларуская культура і яе дзеячы страцілі наіўнасць, страцілі ілюзію, што культура магчымая па-за палітыкай. Калі нехта і цяпер працягвае так казаць і рабіць выгляд, што нічога не здарылася ці «ўсё супакоілася», значыць, ён ці яна на баку гвалтаўнікоў і забойцаў.

Я часта вяла і вяду ўнутраныя дыялогі з тымі публічнымі асобамі, якія прамаўчалі і працягваюць маўчаць, якія намінуюць свае творы на дзяржаўныя прэміі і выступаюць на відавочна праўладных імпрэзах, з тымі, хто дагэтуль працуе ў прапагандысцкіх выданнях і пераконвае сябе, што проста піша пра культуру. У цяперашняй Беларусі няма сферы жыцця, якая б была па-за гэтак званай «палітыкай», а насамрэч элементарным разуменнем, што збіваць, забіваць, гвалтаваць нельга.

З дзясятак гадоў таму, пасля пазамінулых выбараў, дзеячы беларускай культуры вырашылі жыць, як быццам ніякай дыктатуры не існуе. Як на мяне, гэтае рашэнне было прадыктавана неабходнасцю і жаданнем пачаць нарэшце штосьці рабіць, бо «час ідзе, а мы не вечныя». За гэтае дзесяцігоддзе з’явілася вельмі шмат цікавых і важных праектаў у розных сферах культуры: адчыніліся класныя прасторы, у тым ліку незалежныя кнігарні і галерэі, пачалі выходзіць часопісы, кнігі, фільмы, тэатральныя пастаноўкі, з’явіліся фестывалі, пачалі наладжвацца дыялог і супрацоўніцтва паміж творцамі з розных сфер.

Але за апошнія гады многія гэтыя здабыткі былі страчаныя, шмат што было папросту знішчана. Мне падаецца, беларуская культура адкінутая назад на тое самае дзесяцігоддзе, а можа, і больш. Безумоўна, пасля выбараў цікавасць публікі да беларускай культуры значна ўзрасла. І гэта вельмі пазітыўны знак. Але якой культуры прагне чытач і глядач? Нечага больш простага, яснага, светлага або, наадварот, чорна-белага? І гэта цалкам зразумела, калі галоўная задача — выжыць, не страціць надзею, не апусціць рукі. Але як у такім разе выжыць, не страціць надзею і не апусціць рукі самім творцам?

Хаця ёсць і яшчэ адна станоўчая тэндэнцыя — гэта цікавасць да беларускіх твораў з боку замежнай публікі. Я бачу, колькі адчыняецца выстаў, выходзіць кніг, дэманструецца фільмаў. Хаця, вядома, гэта таксама абумоўлена палітычнай сітуацыяй… Наколькі працяглай будзе гэтая цікавасць, таксама пытанне.

3. Летась у жніўні падчас аднаго з інтэрв’ю ў мяне з’явіўся такі вобраз. Беларусы 2020-га года — быццам дзіця, што раптам пабачыла сябе ў люстэрку і здзівілася.

Гэты адбітак — гэта нашая ідэнтычнасць, якую мы раптам усвядомілі. Не толькі нацыянальная, хоць пра яе і гаворыцца шмат. Але мы ўсвядомілі і сваю гендэрную індэнтычнасць (успомнім жаночыя акцыі і маршы), і сваю прафесійную ідэнтычнасць (рабочыя, урачы, вучоныя, студэнты, нават бармэны і афіцыянткі), узроставую (“маршы пенсіянераў”). А маршы людзей “з неабмежаванымі магчымасцямі”?! Гэта была вельмі моцная заяўка: мы існуем, мы разам і мы супраць.

Дзясяткі гадоў ідэолагі дыктатуры хацелі прывучыць нас да безаблічнасці. Яны сцвярджалі, што ёсць толькі паслухмяны народ і купка адшчапенцаў. Вось і ўся разнастайнасць. Летам 2020-га мы пераканаліся, што гэта далёка не так.

Аднак, вяртаючыся да вобраза дзіцяці і люстэрка, разгледзеўшы сябе, мы заўважылі некага іншага за плячыма. Некага бязлітаснага і жорсткага, на каго мы не хацелі звяртаць увагі ўсе гэтыя гады. І вось цяпер мы стаім перад люстэркам і глядзім ужо не на сябе, а на тую страшную постаць за спінай, што ўсё бліжэй і бліжэй…

4. Не магу сказаць, што веру ў хуткія змены, хоць мне вельмі гэтага хочацца. Але ў іх непазбежнасць я веру дакладна. І вельмі чакаю. Таму што мы яшчэ доўга будзем разграбаць і выбудоўваць сваё жыццё, калі вайна супраць уласнага народу скончыцца.

«Травма — это когда не усвоены уроки прежнего насилия»

Алексей Браточкин, историк, приглашённый лектор (Европейский университет Виадрина). Алексей стал преподавать в университете во Франкфурте-на-Одере в 2021 году. 

1. Я не могу сказать, что этот год завершился лично для меня. Многие проблемы остались, и я не могу пока «подвести черту». Были совершенно разные отрезки этого времени и его переживания, нельзя все описать одним словом. Наверно, хотелось бы разобрать этот год на части, проанализировать каждую из них, пытаясь сохранить все это в памяти. Если говорить более подробно – впервые за долгое время (после конца 1980-х-начала 1990-х) у меня появилось ощущение, что история двигается, что есть динамика, это потрясающее чувство осязания живой истории и внезапной открытости будущего. Вместе с тем наше общество переживает тяжелейший политический и моральный кризис, связанный с отсутствием свободы.

Многие переживают этот кризис еще и как личный: на фоне увольнений и преследований, арестов, уничтожения структур гражданского общества и возможностей легальной профессиональной работы и публичной активности возникает проблема выстраивания заново себя и своей работы, жизни. И на все это нужны эмоциональные и иные ресурсы, которых не хватает.

2. Возможно, идет самый важный процесс выхода из авторитаризма – процесс выбора ценностей и их формулировки. Всем приходится выбирать свою позицию и обосновывать свой выбор, и исчезла та двусмысленность, которая всегда приводила в реальности к полужизни. Этот публичный процесс имеет отношение и к культуре — сегодня в Беларуси многие стали замечать то, что раньше не замечали или не хотели видеть, как мне кажется. Возникли дискуссии о связи политики и театра, искусства, музыки и так далее. Главный результат – это быстрый процесс упадка и деградации сервильной культуры, которая, по сути, во всех своих формах предлагала (и предлагает) контент конформизма, пустоты, полного отсутствия актуальности.

3. Словарь, о котором вы спрашиваете, пополняется. В нем есть слово «революция», «травма», «поражение», «солидарность», «борьба», «насилие» и многие другие понятия. Часто звучит слово «травма». Для меня травма заключается не в признании поражения протестного движения (его пытаются до сих пор «додавить»), а в осознании того, что, к сожалению, в Беларуси стало возможно столь масштабное открытое насилие и беззаконие по отношению к тем, кто заявляет о политической альтернативе и фальсификации выборов. Травма — это когда не усвоены уроки прежнего насилия, которого в нашей истории было с избытком.

Для меня также все события прошлого года — это борьба за право определять свое будущее, за то, чтобы будущее существовало как открытая возможность.В Беларуси последние годы в официальной идеологии и пропаганде речь шла только о том, чтобы сделать сложившуюся в 1994 году и далее ситуацию «вечностью», отменить будущее.

4. Не могу ничего сказать о прогнозах. С одной стороны, мы видим агонию прежних структур, исторически обреченных, с другой стороны, все это происходит в крайне сложном контексте насилия, влияния авторитарного режима соседней России, усталости тех, кто был драйвером/участниками начала перемен в 2020 году. Хочется верить, что эта конфигурация может внезапно измениться. И произойдет «чудо» — как я вычитал у одного из философов, чудо случается, когда люди начинают себя вести в соответствии с идеальными (даже идеалистическими) представлениями о том, какими мы можем быть. Протесты 2020 года в этом смысле были настоящим чудом.

Будущее Беларуси зависит от представлений ее граждан о том, каким может быть их персональное будущее. Если мы все захотим, наконец, избавиться от авторитаризма и признаем это главной целью, пусть наступит такое будущее.

Ознакомиться с ответами художника Сергея Гриневича, литераторки Анны Комар и музыканта и актера Дениса Тарасенко можно в первой части проекта.

В третьей части «На год старше» на вопросы Reform.by ответили кинорежиссер Алексей Полуян, актер и режиссер Вольных Купалацаў Роман Подоляко и философ Ольга Шпарага.