Музеи и частные собрания Беларуси, России, Болгарии, Польши, Дании, Финляндии, Германии, Бельгии, Франции, Швеции, США… Предполагал ли филолог Валерий Лобко, что его увлечение фотографией и ее дальнейшее преподавание приведет к короткой, но яркой вспышке в истории беларусского советского фото? Что его работы и работы его учеников закупят в свои коллекции зарубежные музеи и частные коллекционеры? Что финский куратор придумает термин, чтобы описать творческий феномен, родившийся в Минске на рубеже 1980-1990-тых — Минская школа фотографии?
Думаю, что вряд ли.
С одной стороны, все получилось само собой. С другой, без фигуры Валерия Лобко этой вспышки не было бы. Именно масштаб персоны выдающегося фотографа, педагога и менеджера спровоцировал многих начинающих фотографов в те же 1980-тые открыть для себя критический инструментарий фотографии, и круто изменить свою жизнь.
Его же влияние побудило многих авторов уже другого поколения — поколения 2000-ных — если не выбрать фотографию как профессию, то остаться с ней как с необходимой практикой осмысления реальности, письмом повседневности, предметом исследования.
В июле 2021 года медиатору и «архитектору беларусского фотопространства» Валерию Лобко исполнилось бы 70 лет.
О серии мероприятий, организованных его учениками в память об учителе, Reform.by писал ранее. В этом же материале мы собрали воспоминания выпускников его студий и мастерских разных годов.
Справка. Валерий Лобко родился 12 июля 1951 года. Окончил Белгосуниверситет по филологической специальности в 1974 году. В фотоклубе «Мінск» — с 1972 года. По приглашению Юрия Васильева вел «Студию-2», «Студию-3» при творческом объединении в 1980-тых. В начале 2000-ных преподавал в Творческих мастерских при Академии искусств. Был куратором фотографических курсов ЕГУ в середине 2000-ных. Основал и разработал собственную образовательную систему, которая оказала влияние на несколько поколений авторов. Фотограф, лауреат международных выставок. Его работы хранятся в фондах Moderna Museet в Стокгольме, Музее фотографии в Оденсе, Королевской библиотеке в Копенгагене. Был избран председателем Союза фотографов БССР, организации, которая перестала существовать вместе с распадом Советского Cоюза. Ушел из жизни 7 октября 2008 года в Вильнюсе.
Стартовым вопросом во многих интервью был вопрос о любимой фотографии авторства Валерия Лобко. Но как отмечали многие авторы, феномен персоны Валерия Дмитриевича заключался не только в этом.
В первой части материала предлагаем суждения и воспоминания Сергея Кожемякина, Ирины Сухий, Филиппа Чмыря и Владимира Парфенка.
«Мы были такие «черти из табакерки»
Сергей Кожемякин, фотограф, выпускник «Студии-3» при фотоклубе «Мінск», один из авторов Минской школы фотографии.
— Не помню, с кем мы ее увидели, и где. Возможно, на одной из выставок «Фотаграфікі» — она выделялась среди остальных работ. Я говорю о фотографии Татьяны Шеметовец авторства Валерия Лобко. Произвело впечатление само качество отпечатка. И на фоне всего советского рядом она выглядела очень интимно. Она и является интимной фотографией. Я тогда запомнил имя автора — Валерий Лобко. А потом уже услышал, что он набирает курс в фотоклубе «Мінск».
Пошел к нему учиться.
— Помните вашу первую встречу?
— Я же пришел не один. У нас уже была компания, которая увлекалась тогда фотографией: Сергей Суковицин, Владимир Парфенок, Михаил Гарус. Помню, что первым записался в «Студию-3», которую вел Валера, Сергей Суковицин: он увидел объявление в «Вечернем Минске» и нам рассказал. Потом был Володя. А я пришел последним. Валера мне сказал, что уже набор завершен, но посмотрел мои фотографии, пообщались, и он меня все-таки принял.
— В чем была особенность «образовательной системы» Валерия Дмитриевича? Считается, что именно она позволила авторам найти себя, свой художественный язык.
— Самая сильная сторона Валеры была в том, что он умел создавать среду, в которой каждый саморазвивался. Никаких ориентиров в фотографии, мне кажется, он сознательно не давал. Научил нас технологии фотографирования — так называемая технология «точечной печати», а дальше мы были вольны снимать что хотим.
Образовывал Валера нас скорее в общем плане. Например, давал нам слушать Брайна Ино, Лори Андресон, того же БГ. По тем временам это была та музыка, которую не встретишь на каждом углу. Звуковые ландшафты Брайна Ино я слушаю до сих пор.
Потом мы уже начали самостоятельно ездить в библиотеку Союза фотографов Литвы в Вильнюс. Изучали фотоклассику: Ричард Аведон, Диана Арбус, Джоэл-Питер Уиткин. До этого мы же ничего не видели.
— Говорил ли он что-нибудь, высказывал свою точку зрения, когда вы ему показывали работы?
— Он говорил что-то общее. Какие-то технические замечания. Это было такое открытое преподавание, когда тебя подталкивают к самостоятельным размышлениям.
И тем не менее большинство фотографов называли Валеру на «Вы». Все-таки дистанция чувствовалась. Помню, он сидел в торце стола, говорил, а мы уже потом между собой что-то обсуждали. Влиял на нас и сам масштаб его личности.
Валера был настоящий интеллектуал. Разносторонние познания: фотография, компьютеры, технологии, кактусы. Он разбирался в самых разных сферах и мы это видели. Его ориентиры были совсем не советскими; европейская, общечеловеская культура — это в нем поражало. Нас, молодых людей, которые выросли все же в Советском Союзе, притягивал его уровень культуры.
К слову, с Валерой было не просто общаться. Он никогда не подстраивался под собеседника.
Генерировал, помню, самые разные идеи. Пришла мысль какая-то, и он сразу «бросал» ее в народ. Например, идея производства светильников для фотографии. Никто, помню, тогда ее не подхватил, но зная Валеру, думаю, что предложение было вполне осуществимо.
— Сергей, уже после обучения в «Студии-3», когда родилось объединение «Правінцыя», на вас вышли зарубежные кураторы. Что они увидели в ваших фотографиях?
— К тому времени случился распад СССР. Произошла глобальная ломка, появилось новая информация о прошлом: «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицина, все это это начало «всплывать» на поверхность. И к этому времени, благодаря Валере, у нас уже был инструмент — фотография, через которую мы пытались осмыслить то, что с нами происходит.
И тут как раз возник интерес западных институций. Благодаря брату Иры Сухий, который работал в Москве, у нас появился выход на многие площадки, заинтересованных людей. Валера в плане промоции наших работ, как бы сейчас сказали, сделал очень много. Он показывал наши работы, где только было возможно, и они «отзывались» у галеристов, художников, кураторов.
Конечно, на успех нашей фотографии повлияло и время. Как сейчас есть интерес к Беларуси на фоне социально-общественной ситуации, так и тогда мы очутились на пике внимания. Западные кураторы, галеристы искали в наших работах признаки нового языка, идей, рефлексий. И находили их.
Та фотография, которая родилась в результате нашего обучения у Валеры, оказалась вписанной в мировой контекст постмодернизма, в мировые тренды. Мы были такие «черти из табакерки», которые с опозданием на своем локальном уровне, тем не менее прошли все западные культурные фильтры и были оценены и с эстетической, и с культурной точки зрения.
Фотография моей дочери, как оказалось, абсолютно вписалась в такое направление как «соц-арт». Она попала на обложку книги «Photo Manifesto» о современной творческой фотографии постсоветского периода.
— Как думаете, что было бы, если бы вы не записались в «Студию-3»?
— Я бы так сказал. Если бы мы дальше жили в стабильной, «прекрасной» стране развитого социализма, я бы дальше делал свою инженерную карьеру. А так, на том сломе эпох, я ушел со своей специальности старшего инженера в фотографию. Как и многие из нас.
На наше становление и решение повлияло много факторов. Но обучение в «Студии-3» было определяющим. Я бы сказал, что в тот момент в нашем пространстве открылись двери. Я увидел новые возможности.
И рванул.
«Все было очень круто»
Ирина Сухий, эколог, фотограф, выпускница «Студии-3» при фотоклубе «Мінск», участница фото-рок-ассоциации Белорусский климат.
— На самом деле мы не видели много фото Валеры. Сейчас, когда готовилась выставка к его юбилею, я увидела съемку, где он фотографировал Белорусский климат в карьерах — она потрясающая!
В 1980-тых я хорошо запомнила портрет Татьяны Шеметовец — эта фотография была напечатана на обложке шведского журнала «Foto & video» . С годами то впечатление, которое произвел снимок, не изгладилось. Но признаться, фотография Валеры никогда не была иконой, которой мы подражали.
Валера дал нам технологию — как делать фотографию на другом уровне чем это можно было в те времена, с той техникой, теми пленками в Советском Союзе. Это точечная печать, более четкая резкость, которую можно было получить — такая важная штука.
Валера, как сегодня бы сказали, был трендсеттером. Бывает так, что в школе ты должен повторять то, что делает учитель, — тут такого не было. Валера создавал пространство, образ, питательную среду, в которой ты находил свой путь. При нем была возможность формировать свое мнение. Это тем более было ценно в Советском Союзе, кода форматы обучения очень централизованны.
— Как вы пришли в фотографию?
— Это долгая история. Я тогда бросила архитектурный факультет на втором курсе, сбежала из дому, уехала в Ленинград, потом в Москву, а потом все-таки вернулась в Минск и устроилась работать учеником фотографа на фабрике фоторабот «Вилия». Получила III разряд, и меня отправили печатать любительские фото в лабораторию. Это совсем не интересная история, я вам скажу — восемь часов при красном свете печатать фотографии! Я там пыталась что-то снимать, делать творческие работы, и тогда мне предложили познакомиться с Валерой.
— Вы помните вашу первую встречу?
— Да. Он тогда работал в Институте языкознания в Академии наук. Я пришла туда и мы разговаривали на коридоре возле окна, как помню. Валера задавал вопросы, провоцировал реакции, как будто «прощупывал» тебя — что ты за человек. А потом предложил мне место лаборанта в фотоклубе «Мінск». Параллельно был открыт набор в «Студию-3», в которой я стала учиться.
— Что вам запомнилось в его преподавании больше всего? Он давал какую-то оценку работам?
— Валера никогда этой оценочной штукой не страдал. Помню, наснимаешь, приносишь в студию, вываливаешь все это на стол, — а Валера молчит. И пока мы сами себя не пообсуждаем, он никогда не выступал и никаких оценок не выносил.
— Откуда это пришло «мать беларусской фотографии». Вас так назвал Валерий?
— Да. Это он придумал. Я была лаборанткой, держательницей всего: ключей от помещения, ключей от лаборатории. В своем роде — хозяйка медной горы. Благодаря мне в подвале фотоклуба начал собираться и формироваться Беларусский климат. Женя Юнов, Филипп Чмырь, Алексей Новицкий, Митек (Игорь Корзун), Дмитрий Строцев… Я подтолкнула ребят к фотографии. Минимально объяснила как и что — а дальше они начали снимать сами.
— Как бы охарактеризовали тот период учебы в «Студии-3»?
— Этот кусок жизни, когда я пришла в фотоклуб и где-то до конца 1990-тых, — был просто кайф. Все очень круто! До этого мне казалось, что Минск — это болото, откуда я все время стремилась сбежать — в Лениград, Москву. А тут случилась «Студия-3», Белорусский климат, Next Stop Soviet (международная кампания, в рамках которой фотографы получили возможность путешествовать и выставляться за границей — Reform.by). Потом мой переход в экологическое движение — все это было просто «огонь».
К слову, первый сайт моей организации — «Экодом» — сделал Валера. К сожалению, тот вариант не сохранился, но в то время цифровые вещи — это были совсем неизведанные штуки, когда еще ни я, ни народ вокруг меня, не разобрался, не начал это использовать. А Валера уже вник.
— Почему все же вы ушли из фотографии?
— В 1994 году была выставка БК в Берлине, где мои дорогие друзья потеряли все мои отпечатки серии «Аэронавты». Мы снимали хеппенинг Белорусского климата, где разыгрывали мифическую историю падения воздушного шара в пустыне, в Африке. Я долго работала над серией, но ее в Германии забыли. Подтвердить свой статус фотографа мне стало нечем. Я после этого два года с ребятами не разговаривала.
В целом, конец 1980-тых-начало 1990- тых — для нас было такое время, когда на контрасте «совка» все начало открываться: можно было делать все, что угодно! И народ еще не погрузился в то, что нужно зарабатывать деньги. Понятно, что когда появились дети, стало больше ответственности, но в общем… Помню мы с Юновым и Строцевым поехали в Тбилиси автостопом. У нас было только пять рублей. И мы съездили и вернулись. А сейчас — такое возможно?
«Для Белорусского климата он сделал очень много»
Филипп Чмырь, музыкант, руководитель группы Drum Ecstasy, участник фото-рок-ассоциации Белорусский климат.
— Сейчас фотографы стали сканировать неизвестные негативы Валеры, и я увидел там очень важную фотографию. Будь она и еще другие фото Валеры у нас раньше, мы смогли бы выстроить еще одну серию Белорусского климата.
— Что эта за серия?
— Мы тогда в 1990-тые снимали еще один перформанс, который по нашей идее должен был сложиться в определенную историю. Ира Сухий снимала то, что происходит с верхней точки, но ее фотографий для создания трехчастной истории оказалось не достаточно. Не хватало еще одного взгляда, нужны были еще парочку фотографий. Мы загубили этот проект, потому что не сумели его снять так, как нужно. С движением, с определенной динамикой. Сейчас я увидел кадры Валеры, и понял, что именно его фото могли нам тогда помочь.
— То есть для тебя сейчас стало сюрпризом, что Валерий тогда присутствовал на перформансе?
— Да (смеется). Тогда на мне лежало очень много организационной работы — я готовил реквизит, одевал людей, выстраивал мизансцену, понятное дело, что я мог увлечься и кого-то не заметить. Так что, его фотографии сейчас для меня стали открытием.
— Валерий Дмитриевич оказал влияние на Белорусский климат? Вы же напрямую не были его учениками.
— Я не был, но именно с его толчка Ира дала фотоаппараты Жене Юнову, Лешу Тритону (Алексей Новицкий), Ярославу Нисенбауму, нашей тусовке, и ребята начали снимать. Я не снимал. Сразу сказал, что занимаюсь постановкой. Безусловно, для Белорусского климата он сделал очень много.
— Откуда в целом пришло это название?
— Белорусский климат — это было название будущей музыкальной группы. Его придумал я. Изначально планировалось, что мы будем заниматься музыкой. Я ждал определенных людей, когда они придут из армии.
Ещё существовало то, что сейчас называется хеппенинговый театр Белорусского климата — мы начали делать инсталляции в городе, организовывать выезды на природу, где показывали перформансы. «Скромное обаяние пролетариата» — один из первых наших хеппенингов, который мы как раз не успели зафиксировать.
А потом с подачи Валеры пришла фотография.
— И все изменилось?
— Я бы сказала так. Когда все участники нашей группы стали массово фотографировать, Белорусский климат оформился как фото-арт-рок проект. Фотография как бы соединила все, что было по отдельности в одно целое.
Во-первых, мы поняли, что не обязательно везти зрителя в Заславль, чтобы он посмотрел наши перформансы. А зачем? Можно сделать фотографии — и показать их. Чтобы перформанс возник у людей в башке, как изустное кино.
И даже больше — можно показать не только фотографии, но и создать пространство для их просмотра. Инсталляцию. Если бы не было Валеры, важного элемента Белорусского климата — фотографии, не существовало бы.
Конечно, будь у нас видеокамеры, мы снимали бы кино. Но поскольку у нас были фотоаппараты — мы делали фотосерии — «Аэронавты», «Покорители белорусских пустынь».
— Вы часто общались с Валерием?
— Буду говорить за себя. Судя по фотографиям, на которых меня много, я даже не представлял, что мы так много пересекались (смеется).
Но если честно, то все было как-то на бегу. Меня не оставляет ощущение, что мы ненаконтачили. Был момент, когда Валера звал нас в ЕГУ. Но как-то тогда не было времени — визит отложили. «Успеем еще», — подумали. А буквально через неделю Валеры не стало.
Я очень боюсь культурологических, обобщающих фраз, но мне кажется, что Валера был очень хороший фотограф. У него очень крутые фотографии. А судя по тому, что благодаря его влиянию в Минске появилось много хороших фотографов, — он был хорошим учителем. Не забудем еще про его организаторские способности — стараниями Валеры беларусскую фотографию открыли зарубежные, в частности, скандинавские арт-сообщества.
Я лично очень ценил его за то, что он не приставал с оценочными глупостями. Знаешь, сколько мы наслушались в то время по поводу наших фотографий. «А почему вы не «вытягиваете» фотографию? А почему вы не фотографируете резко? Почему вы не ретушируете?» — мы этого «наелись» с головой.
Валера никогда себе такого не позволял, и нас поддерживал.
«Он был одновременно и учителем и учеником»
Владимир Парфенок, фотограф, куратор, руководитель галереи визуальных искусств Nova (1996-2009, 2011-2013), выпускник «Студии-3» при фотоклубе «Мінск».
— У Валеры разная фотография. Великолепная серия артистов балета, в которой иконическим можно назвать портрет Татьяны Шеметовец у окна — там все хорошо на разных уровнях: и техническом, и чувственном, и символическом.
Но я бы не хотел «лепить» из Валеры застывшую фигуру, гения фотографии, который изначально все знал и передавал свои знания другим. Его сильная сторона заключалась в том, что он был ищущий человек.
Для меня это стало особенно очевидным, когда я сканировал фотографии из его рабочего, скажем так, архива. (Изображения из этого архива представлены сейчас на выставке «Открытый архив VL» на четырех мониторах). Валера все время что-то изучал, подмечал, гениально подключался к тому, то происходило. Для меня открылось, что он был одновременно учителем и учеником.
— Расскажите немного об этом архиве.
— Его сохранил Сергей Суковицин. Они работали вместе с Валерой в Творческих мастерских при Академии искусств.
Нельзя сказать, что архив представляет из себя что-то систематическое. Коробки с негативами, контрольками, записками… Прямо скажу — полный хаос. Валера не успел поработать со своим архивом. Но главное, что эти источники позволили увидеть то, что он — нормальный, живой человек, всегда открытый чему-то новому.
В 1970-тые Валера, мы все знаем, начинал с клубной фотографии. Участие в многочисленных конкурсах, в фестивале «Фотаграфіка».
Затем он создал прекрасную серию артистов балета, которую нельзя недооценить. Это, несомненно, его вклад в копилку шедевров беларусской фотографии.
Но в конце 1980-тых-1990-тые он стал делать совершенно другую фотографию. Он подключался к процессам, которые происходили вокруг него, и постоянно пробовал снимать что-то для себя не типичное. Я бы даже так сказал: у Валеры происходила своя формальная ломка, результаты которой он тогда почему-то не хотел показывать. Возможно, турбуленция 1990-тых не дала ему такой возможности, а быть может, он и сам не сильно к этому стремился.
— Что есть в найденном архиве?
— Есть много документации того, что делала «Студия-3», объединение «Правінцыя» в Минске и за его пределами. Есть много параллельной съемки перформансов Белорусского климата. И съемка хеппенингов БК за авторством Валеры местами даже поинтереснее фотографий самого Белорусского климата будет — фотографии Валеры напоминают чем-то черно-белое итальянское кино!
Очень много съемок балета. Валера снимал балетные мизансцены — думаю, что эти фотографии вполне могли бы стать частью фонда Литературно-музыкального музея.
Технические фотографии каких-то собраний в Академии наук: Валера много фиксировал по долгу службы.
Меня еще очень зацепила серия, я ее условно назвал «На подоконнике». Это такие формальные натюрморты с простыми предметами. Но в этих кадрах есть много чувства: одиночество, какая-то внутренняя обособленность.
В архиве также обнаружилось достаточно много его автопортретов, которые он никогда не печатал и не показывал.
Выставка в НЦСИ, кроме работ в электронном виде из рабочего архива Лобко, также включает в себя оригиналы работ из архива, предоставленного семьей и из частной коллекции Татьяны Шеметовец. И это кураторский проект в том смысле, что финальный выбор работ делал не сам автор, а кураторская группа.
Возможно, сам Валера выбрал бы другие фотографии, иначе бы сгруппировал — он был очень щепетильным в этом вопросе. Мы даже давали по несколько вариантов отпечатков с одного негатива, чтобы показать вариативность итоговой работы. Мы выставили десятки контрольных листов со съемок, чтобы можно было получить представление о творческом поиске Валеры. Экспозиция так выстроена, чтобы показать его неустанную работу мысли.
Конечно, пока мы открыли только малую часть его архива. Наверняка, впереди еще много чего интересного. Пока мы обработали не больше 10% его архивных фотографий.
— Когда вы работали с архивом что вспоминалось?
— Конечно, без «ностальджи» не обошлось (смеется). Безусловно, те годы, которые я провел в «Студии-3», изменили мою жизнь. Я ушел из своей профессии инженера в фотографию. Как многие мои коллеги. Благодаря погружению в другой мир, мы вышли в совсем другое пространство. Изменилось все.
Но мне кажется, что феномен Валеры как раз в том, что он не просто вел нас вперед к какой-то неопределенной точке. Он шел вместе с нами. И также изменялся сам, как и мы.
Ознакомиться со второй частью проекта можно здесь.