Прелесть шведского законодательства в том, что в нем разрешено все, что не запрещено. Перечень запретов — совсем небольшой: состоит из 18 пунктов. Основные три: нельзя клеветать, разжигать ненависть и заниматься подстрекательством. При этом что именно считать клеветой и разжиганием ненависти, решает отнюдь не прокуратура.
Перед тем как размышлять о том, а почему у нас не так, как в Швеции, нужно покопаться в истории. 200 лет назад Швеция переживала серьезную борьбу между старым диктаторским режимом и новым, нацеленным на либерализацию строем. Новые силы победили и провозгласили государство, основанное на трех столпах: парламент, независимая судебно-правовая система и прозрачность.
Идея понятна: одним из индикаторов недемократичности государства является симбиоз политической и судебной власти. А самой главной угрозой демократии — коррупция. Именно прозрачность была призвана, с одной стороны — защищать, с другой — контролировать первые две власти.
В Швеции прозрачность проявляется в первую очередь в принципе гласности. До того дошло, что каждый человек может ознакомиться с любой документацией муниципальных структур.
Даже белорусский журналист может зайти в соответствующее учреждение и запросить в канцелярии рабочую переписку премьер-министра Швеции за последнюю неделю.
Свобода слова имеет в Швеции реальный предупреждающий антикоррупционный эффект. О том, что система работает, говорят цифры: в 2014 году в полицию поступило всего 117 сообщений на коррупционную тематику. Треть была доведена до суда и лишь около 10 заявлений завершились обвинительными приговорами.
Показательным стал случай, когда журналисты аналитической передачи на государственном (!) телеканале разоблачили коррупционную схему целого концерна Telia Sonera, основным акционером которого является шведское государство. Концерн переводил взятки для дочери президента Узбекистана. В итоге гендиректора концерна отстранили от работы, а авторы репортажа были награждены Большой журналистской премией.
До сих пор Швеция находится в пятерке самых некоррумпированных стран мира. Вряд ли это можно объяснить тем, что шведские чиновники честнее, например, белорусских или украинских коллег.
Куда выше закона у шведов котируется этический Кодекс. Шведские медиа сами добровольно отказываются от той широчайшей свободы слова, данной им политиками во имя борьбы с коррупцией. Почему? Причина в сложной истории взлетов и падений свободолюбивой шведской прессы, которая своими правами обязана нескольким крупным скандалам.
Еще раз вернемся на несколько веков назад. В 1766 году произошло уникальное событие — был подписан первый в мире закон о свободе печати. К 1839 году пресса получила практически неограниченную свободу и, конечно, решила воспользоваться ей на полную катушку.
Если будете искать самые кровавые репортажи, загляните в шведские газеты второй половины 19 века. Судя по текстам, прессе было абсолютно плевать, что слова могут нанести ущерб отдельным людям.
Тексты были настолько беспощадны, что парламентарии начали разговоры об ограничении свободы слова. И журналисты, доказывая свою состоятельность, были вынуждены создать национальный «Клуб публицистов», который следующие почти 150 лет обсуждал, что такое хороший тон в журналистике, а что нет. 150 лет, Карл!
Кодекс журналистской этики принял Совет по делам прессы в 1923 году сразу после скандала. Накануне Первой мировой войны в Швеции очень бурно обсуждался вопрос нейтралитета страны. Правительство не вмешивалось до тех пор, пока редактор одной крупной газеты не опубликовал на первой полосе личную переписку редактора другой крупной газеты, где тот высказывался за Германию. Спасаясь от напора законников, издатели приняли Кодекс, который ограничивал использование частных документов в печати.
Аналогично появился в Швеции и пресс-омбудсмен. В 1965 года газета Expressen, один из масштабнейших шведский таблоидов, заявил о «крупнейшем разоблачении в современной истории». Мол, в Стокгольме есть вооруженные неофашисты, которые собираются совершить государственный переворот и установить фашистский режим в стране. В газете не только дали фейковую новость, но и опубликовали длинный фейковый перечень конкретных людей, которые якобы входили в состав этой банды.
Политики сказали: «Ну теперь уж точно хватит! Ограничить свободу медиа!» В итоге сошлись на том, что учредили институт омбудсмена по вопросам прессы.
О своей работе Ула Сигвардссон рассказывает: «Есть условный дядя о котором нехорошо написали в прессе. Дядя хочет кому-нибудь пожаловаться, поэтому пишет мне — омбудсмену. Я делаю предварительную оценку и если считаю, что нарушение могло быть, связываюсь с главным редактором издания.
Издатель всегда отвечает на мое письмо с просьбой разъяснить ситуацию, потому что если не ответит, то изданию почти автоматически выносится порицание.
Я пересылаю ответ редактора недовольному дяде. Он дает ответ. Переписка эта может продолжаться годами, но обычно завершается гораздо быстрее. Когда я понимаю, что владею полной картиной происходящего, пишу документ, который структурно выглядит как решение суда. И либо закрываю дело, потому что жалоба не обоснована. Либо, если газета, возможно, все-таки нарушила этический кодекс, пишу рекомендацию и отправляю ее в Совет по делам прессы.
В состав Совета входят представители трех групп. От медиа, от общественности и настоящие судьи, не ниже советников юстиции Верховного суда.
Судьи этим всем занимаются в свободное от работы время на добровольной основе. Им предусмотрено настолько небольшое вознаграждение, что их членство в Совете рассматривается скорее как общественная нагрузка.
Либо Совет говорит, что я — омбудсмен — ошибся и выбрасывает дело в корзину. Либо нарушение действительно было, и тогда пишется порицание, обязательно публикуемое в газете-нарушителе. Важно, что при таком сценарии пострадавший дядя денег от СМИ не получит, но может восстановить свое доброе имя.
Дополнительно недовольный публикацией человек имеет возможность подать на газету в суд и потребовать материальную компенсацию морального вреда. Но он почти гарантированно проиграет такой процесс, потому что понятие свободы слова в Швеции очень обширное».
Цитируя Сигвардссона в его беседе с председателем Комиссии БАЖ по этике Анатолием Гуляевым: «Сегодня этический Кодекс журналистов Швеции значительно строже, чем их же Закон о свободе печати.
Закон позволяет называть фамилии жертв изнасилования, а этический кодекс запрещает это категорически. За нарушения принципов этики Совет по делам прессы безжалостно накладывает на редакции штрафы — от 800 евро и выше. И все платят».
Председатель общественного объединения «Белорусская ассоциация журналистов» Андрей Бастунец говорит, что вопрос введения института омбудсмена по СМИ в Беларуси вообще не обсуждается. Обсуждают разве что «генеральный» пост уполномоченного по правам человека. Но обсуждения идут уже не первое десятилетие. Может, и слава богу, ведь, в соответствии с позицией государства, назначить омбудсмена у нас может только президент. Путь, по оценке экспертов, тупиковый.
«В этой связи, — говорит Бастунец, — я не уверен, что введение в Беларуси должности омбудсмена изменит ситуацию именно к лучшему».
Сейчас в Беларуси, как известно, работают две профессиональные журналистские организации — негосударственное общественное объединение «Белорусская ассоциация журналистов» и провластный «Белорусский союз журналистов».
Они не имеют законных полномочий регулировать деятельность СМИ или штрафовать кого бы то ни было. Максимум — вынести нарушителю публичное порицание.
БАЖ и БСЖ периодически участвуют в совместных встречах и семинарах, обсуждают как вопросы законодательного регулирования деятельности СМИ, так и этические нормы. Но обычно обсуждениями все и ограничивается.
Все предложения БАЖа о реформации законодательных и исполнительных органов чаще всего заканчиваются отписками. Так было в 2013 году, когда председателю комиссии по правам человека, национальным отношениям и СМИ Палаты представителей Андрею Наумовичу были переданы предложения БАЖ по изменению закона «О средствах массовой информации».
В разделе новостей сайта БСЖ никакой информации о деятельности этой организации по изменениям медийных законов и медийного регулирования нам найти не удалось.
При БАЖе также действует комиссия по этике. В 2016 году она вынесла уже 3 решения. В 2015 году таких решений было 4. Последней рассматривалась публикация «Браты славяне» на сайте газеты «Наша Ніва». Комиссия решила, что издание не нарушило журналистскую этику. Но даже если бы нарушение было установлено, «Наша Ніва» не была бы обязана выплачивать кому-либо штрафы.
Таким образом, автор видит три стратегических направления, по которым следует двигаться белорусской медиасфере, чтобы хоть когда-нибудь по уровню свободы слова догнать Швецию.
Во-первых, это должна быть либерализация закона о СМИ.
Во-вторых, принятие единого Кодекса профессиональной этики журналиста. И, безусловно, его детальная проработка. Саморегуляция медиа не будет работать без четко очерченных границ допустимого.
В-третьих, создание института омбудсмена по вопросам прессы. Если назначенный человек будет признан всеми участниками медиарынка — от потребителей продуктов СМИ до государства, — то он сможет по-настоящему непредвзято оценивать соблюдение этического кодекса.
Без этих шагов по индексу свободы прессы Беларусь еще долго будет красным пятном на картах мира