Иллюстрация: "Пятая республика".
Свою книгу 2018 года «Идентичность. Требование уважения достоинства и политика неприятия» философ Фрэнсис Фукуяма начинает с упоминания того, насколько он был удивлен избранием Трампа президентом США в 2016 году. Трамп, согласно американскому философу, стал выразителем широкого тренда в международной политике, получившего обозначение популистского национализма. Представители этого вида национализма, к которым Фукуяма относит также Путина, Эрдогана, Орбана, Ярослава Качинского и Дутерте, определяют народ, к которому они обращаются и от имени которого говорят, в этнических терминах. Это предполагает исключение из «народа» значительной части населения стран, в которых они правят. Популистские политики не любят демократические институты и стремятся вывести из строя систему сдержек и противовесов, которые ограничивают персоналистскую власть в рамках современных либеральных демократий. Среди институтов, с которыми они борются, – независимые суды, законодательная власть, независимые медиа и внепартийная бюрократия [1].
Популистский национализм сосуществует в современном мире, согласно Фукуяме и еще целому ряду исследовательниц и исследователей национализма, с еще более опасным, авторитарным национализмом (и режимы Лукашенко и Путина относятся, скорее, к нему), с одной стороны, и национализмом демократическим с другой. Демократический национализм Фукуяма называет инклюзивным. В его сердце сегодня – не только приверженность демократическим ценностям и институтам, но и уважение различий, которые люди и сообщества защищают в борьбе против дискриминации. Эта борьба, берущая начало в конце 1960-х, получила обозначение политики идентичности и нашла выражение в экологическом, антирасистском, феминистском, ЛГБТ-, антипсихиатрическом движениях, а также движении за права людей с инвалидностью.
Как отмечает теоретик современных сообществ Жерар Деланти, политические сообщества, существующие в границах современных национальных государств, включают в себя сегодня разнообразные субкультуры [2]. Формируются они не столько на основе этнической разнородности, сколько на базе классовой, религиозной, гендерной и других видов принадлежности (к сообществам), а также на основе стилей жизни, связанных с практиками потребления. Тем не менее если мы говорим о дискриминации, которая стала толчком для возникновения политики идентичности, то этничность и раса, как и класс и гендер, остаются важнейшими категориями для объединения людей в рамках различных субкультур, как внутри национальных государств, так и поверх их границ (как в случае движения #MeeToo). А поскольку, как отмечает Фукуяма, «в современном мире политика идентичности не может исчерпать себя, нам стоит следовать за ней к более широким формам взаимного признания достоинства, которое сделает демократию более работоспособной» [1, p. 133].
Неисчерпаемость политики идентичности обусловлена тем, что общества, причем как демократические, так и недемократические, становятся все более индивидуалистическими. Это, однако, оборачивается не только новыми формами индивидуального самопонимания и самоопределения, но и возникновением все новых социальных связей между разными людьми. Эти связи, в свою очередь, находят выражение во все новых субкультурах, социальных движениях, сообществах и идентичностях.
Тем не менее теоретики современного национализма подчеркивают значимость согласия или дискуссии о ценностях, объединяющих различные субкультуры во что-то вроде культуры, общей для всех членов того или иного национального государства. Чтобы быть объединяющими и все же не отрицать разнообразие политик идентичности, эти дискуссии в первую очередь нуждаются в уважении другого самоопределения, доверии, взаимной эмпатии. Возможными эти связующие принципы делают не только формальные законы и институты, например, школы и университеты, но и повседневные, а также опосредованные медиа рассказы людей о самих себе – о своем происхождении, о праздниках, которые они отмечают, о памятных событиях, значимых для них, а также о том, что нужно, чтобы стать членами данного политического сообщества.
Воображению тут принадлежит особая роль, потому что, как это когда-то убедительно показал Бенедикт Андерсон [3], члены современных посттрадиционных политических сообществ опираются не только на опыт жизни в них, и не столько на предписания вышестоящих институтов, как, например, церковь. Они руководствуются прежде всего сведениями и историями, которые черпают из газет, книг, телевидения, а сегодня в решительной степени – из интернета. Эта информация едва ли может быть упорядочена в виде «национального самосознания». Скорее она предстает как многообразие или плюрализм рассказов и интерпретаций. Возвращаясь к миру современных демократий, именно стремление связать эти рассказы и интерпретации о разных сторонах индивидуальной и совместной жизни в рамках тех или иных национальных сообществ с правами человека, уважением достоинства, идеями недискриминации, критики социального неравенства и экологической чувствительности позволяет современным национальным политическим сообществам не только быть инклюзивными, но и кооперативными, т. е. поддерживать друг друга в борьбе за перечисленные ценности.
Исследователи современной беларусской национальной идентичности не перестают говорить о ее слабости, противоречивости или проблематичности [4]. Одной из причин этого они называют непризнание большинством беларусов и беларусок самобытности беларусской нации, а беларусского языка – в качестве ключевого элемента национальной идентичности [5]. В качестве нормативной рамки рассмотрения беларусской национальной идентичности используется при этом «единство беларусского народа» с «общими чертами самосознания и одинаковым отношением к национальной культуре и истории» [6]. Соответственно, именно нехватка в беларусском обществе согласия насчет культурной самобытности, значения беларусского языка и согласованности различных представлений о собственной культуре и истории рассматривается как слабость беларусской коллективной идентичности.
Исследовательница Мария Рогова в 2017 году предложила, однако, подойти к беларусской национальной идентичности по-другому. На основе проведенного ею качественного исследования, она выделила целый ряд пластов «повседневного национализма», делая акцент не на самосознании, а на практиках квазипубличного разговора беларусок и беларусов о своей национальной идентичности. Среди этих пластов оказались географическое и историческое воображение, принадлежность к политическому сообществу и культура в смысле идентификации с государственной и оппозиционной символикой, а также практики потребления. Их разнообразие и связь друг с другом Мария Рогова обозначила как гибридную идентичность, или как борьбу различных дискурсов идентичности друг с другом. А в самом завершении своего исследования сделала вывод о том, что «скорее всего, будущие протесты в Беларуси будут более ориентированными на различные проблемы, чем опирающимися на вопросы (культурной) идентичности, как это было в предыдущие годы» [7].
Так и случилось в 2020 году. При этом беларусские протесты вошли «в число 15 крупнейших и самых длительных случаев мобилизации среди более чем 100 стран за 50 лет. Даже украинская мобилизация 2014 года и венесуэльская мобилизация 2017 года по некоторым параметрам уступают белорусской» [5, с. 69]. Это значит, что в 2020 году произошла небывалая консолидация беларусского общества. И в ее основу лег не согласованный нарратив об общем историческом прошлом или выбор в пользу единственного беларусского языка, а многочисленные практики горизонтальной солидаризации. Именно эти практики выводили на улицы по всей стране самые разные социальные группы в течение более чем 100 дней, – и не теряют своего значения сегодня.
Исследовательница Антонина Стебур и художник Алексей Толстов обозначили эти практики с помощью собирательного понятия инфраструктуры заботы. По мнению этих авторов, в отсутствие в Беларуси структур, которые могли бы поддерживать протесты, как например, профсоюзы, а также «в ситуации нестабильности и хрупкости существования каждой гражданки и гражданина, забота становится центральным политическим посылом и программой» [8]. Ее смысл в том, чтобы объединять, не стирая различий, и политизировать, не утверждая монополии на власть. Предпосылки к образованию такого рода инфраструктуры были обнаружены и исследователями БИСС, указывающими на возрастание этоса кооперации беларусского общества в 2010-2020 гг.
Одновременно исследователи БИСС [5], со ссылкой на WVS, зафиксировали ценностный консерватизм беларусского общества, который, на мой взгляд, вступает в противоречие с признанием «объединенного женского штаба» Светланы Тихановской, Марии Колесниковой и Вероники Цепкало в качестве пусть и ситуативной, но все же одной из важнейших точек кристаллизации протестов. Вкупе с неприятием насилия, объединившим беларусок и беларусов в 2020 году и продолжающим объединять их сегодня [6, c. 26], эти черты беларусского общества говорят в пользу центральной роли требования уважения человеческого достоинства, или права «людзьмі звацца», для консолидации беларусок и беларусов.
Формулировка этого требования на языке однозначно понятой культурной идентичности с обязательными отсылками к далекому прошлому является одной из возможных, но едва ли определяющей. Профессиональные группы могут формулировать требование уважения достоинства в терминах законных и справедливых демократических правил игры на рынке труда и в пространстве защиты их коллективных интересов. Женщины – в борьбе за гендерное равенство, а люди старшего возраста – в борьбе за достойную старость и отсутствие в обществе эйджизма. Борьба против дискриминации по языковому признаку, а точнее, против дискриминации тех, кто выбрал беларусский в качестве своего единственного или главного языка, также является примером требований, актуальных в Беларуси. Дискуссии о том, как работать с беларусским культурным наследием, как его понимать, или что в него включать и на основе каких ценностей интерпретировать, пересекается с этими различными формами борьбы в определенных точках, но не могут эту борьбу заменить. В этом смысле беларусскую коллективную идентичность можно сравнить с коллективными идентичностями других современных национальных политических сообществ, в которых консенсус и консолидация являются динамическим процессом, а культура включает не только интерес к прошлому и культурному наследию, но и права человека, экономические интересы и повседневные нарративы.
2020 год, однако, добавил важнейший элемент к переживанию беларусками и беларусами своих идентичностей: пережитое нами насилие и широкое горизонтальное объединение с целью ему противостоять превратили беларусок и беларусов в сообщество судьбы. Необходимость заботиться о тех, кто находится в тюрьмах, подвергается преследованиям либо испытывает трудности за границей, остается важнейшим лейтмотивом существования этого сообщества и не дает покоя беларусскому режиму, который не перестает наращивать репрессии против беларусского общества. Именно сообщество судьбы 2020 года остается сегодня в эпицентре повседневных рассказов беларусок и беларусов о самих себе, являющихся важнейшей составляющей формирования коллективных идентичностей.
Однако 24 февраля 2022 года, как отмечают различные беларусские исследовательницы и исследователи, стало новым вызовом для беларусского сообщества судьбы. Беларусский режим позволил «русскому миру» усилить свои позиции не только в беларусском медийном пространстве, но и через физическое присутствие российских военных на территории Беларуси. В этой связи версия консолидированного и гомогенизирующего национализма начала усиливать свои позиции, по меньшей мере в речах определенных политических акторов. В их понимании противостоять пропаганде «русского мира» можно только одним способом – через массовое формирование беларусской идентичности, через пропаганду и агитацию (в хорошем смысле), а также через проект национального возрождения [9]. Так как непонятно, что именно при этом планируется возродить, а беларусское прошлое, как и любое другое, не свободно от практик дискриминации, эти формулировки отсылают к популистскому национализму и едва ли имеют отношение к критическому мышлению, которое остается главным противоядием любой пропаганде.
Как показали протесты 2020 года, у «русского мира» в беларусском обществе есть и множество других противоядий – это и критика патриархата и «традиционных ценностей», полицейского произвола и разных форм государственного насилия, а также сама горизонтальная солидарность и забота, которой так боятся оба «братских диктатора», рассматривающих правозащитников и волонтеров в качестве своих главных оппонентов. Опора на эти ценности и поддерживающие их практики вместе с поиском их истоков в нашем прошлом и облачением их в значимые для нас символы могут позволить противостоять не только «русскому миру», но и популистскому и авторитарному национализму, как и отвечать на широкий демократический запрос, который был сформирован в беларусском обществе в 2020 году и не теряет своей значимости сегодня [6, c. 27].
«Пятая республика» — это дискуссионно-аналитический проект, который реализуется «Офисом по образованию для Новой Беларуси» в партнерстве с ютуб-каналом «Маланка» и онлайн-изданием Reform.by
***
Мнения и оценки автора могут не совпадать с мнением редакции Reform.by.