«Делается всё, чтобы заразить как можно больше людей». Что происходит в изоляторах во время эпидемии

«Государственными органами намеренно не предпринимается никаких мер для защиты задержанных от заражения коронавирусной инфекцией и для изоляции и лечения тех, у кого присутствуют симптомы заболевания. В таких условиях — массовых задержаний и отсутствия профилактических мер — места лишения свободы стали местами массового заражения COVID-19», — говорится в промежуточном отчете Международного комитета по расследованию пыток в Беларуси.

В ноябре Минздрав Беларуси зарегистрировал в два раза больше новых случаев COVID-19, чем месяцем ранее. Если за октябрь в стране, по официальным данным, было выявлено 19 845 случаев коронавирусной инфекции, то за ноябрь — уже 38 165 случаев заболевания. В то же время в октябре и ноябре продолжались активные массовые протесты, а значит — и массовые задержания. За октябрь и ноябрь только во время воскресных акций было задержано 1463 и 3411 человек соответственно. За три месяца осени было проведено 13 мирных акций и после них было задержано не менее 9,5 тысяч человек, сообщают правозащитники в том же отчете.

Многие из задержанных попали в изоляторы — кто на день-два, кто на 15 и более суток. В каких условиях там находятся люди, учитывая массовость арестов и бушующий в Беларуси COVID-19? Многим ли удалось выйти на свободу здоровыми?

Reform.by собрал истории административно задержанных, которые заболели коронавирусом во время или сразу после «отсидки». Но отдельные истории публиковались и раньше. Чтобы узнать, какова реальная общая картина того, что происходит в изоляторах, мы опросили 520 человек, которые попадали туда в октябре-ноябре. Они рассказали о противоэмидемических мерах в изоляторах (спойлер: все очень плохо), о том, сталкивались ли они во время ареста со случаями коронавируса, о том, делают ли задержанным тесты на COVID-19 и о том, как силовики используют эпидемиологическую ситуацию в своих целях. Мы также попытались узнать, сколько государство тратит на средства защиты и тесты на COVID-19 для силовиков и арестантов.

«Сотрудники ИВС сообщили родителям о моем положительном тесте, а сами в это время меня никак не лечили»

Портной Илья Сенько был арестован на 15 суток. Попал в изолятор уже с признаками коронавирусной инфекции. Весь срок ареста отбывал на Окрестина.

«23 октября я и четверо моих товарищей были задержаны сотрудниками ГАИ и ГУБОПиКа. Никто не представился и ничего не объяснил. Нас вытащили из нашей машины и увезли в Советское РУВД. После обыска и изъятия личных вещей нас увели в подвал, где мы стояли около 2 часов на растяжке с поднятыми руками. Нас били по ногам. Потом составили лживые протоколы по статье 23.34 и увезли на ИВС, где я был осуждён на 15 суток за марш, в котором я не участвовал и вообще был в другом городе. На судебном процессе я заявлял о том, что имею симптомы ковида, но судья никак не отреагировала. Отбывал весь срок в ИВС на Окрестина.

Симптомы простуды у меня появились ещё за несколько дней до задержания, но симптомов ковида не было. А вот на четвертые сутки ареста у меня пропало обоняние, снова начался озноб и сильное жжение в пазухах носа.

Тест на ковид мне сделали только на шестые сутки ареста после моих неоднократных заявлений о плохом самочувствии. Как оказалось позже, это только благодаря давлению моих родителей. Хотя после суда я сидел в двухместной камере с 56-летним мужчиной, тест сделали только мне — очень странно и безответственно. На следующий день после моего теста сокамерника увезли на Жодино. То есть человек, находившийся со мной шесть дней, поехал дальше разносить вирус.

Когда я спрашивал про результат теста, мне говорили, что ответ еще не пришел. Но потом оказалось, что родителям о моем положительном результате теста сообщили на следующий день после взятия анализа — в тот день, когда я остался без сокамерника. Можно назвать это своеобразной изоляцией от других заключенных.

Оставшиеся девять суток я провел один в двухместной камере, где топили так, словно на улице минус 30. Было очень душно и жарко, на мои просьбы открыть форточку и проветрить, сводить на прогулку, в душ отвечали «не положено».  Четверо суток подряд ко мне приходила фельдшерка, измеряла мне температуру и иногда выдавала аспирин и анальгин по моей просьбе. А потом она пришла только один раз, когда я полдня об этом просил.

О том, что у меня именно коронавирус, я узнал от родителей, когда вышел. То есть сотрудники ИВС сообщили им о моем положительном тесте, а сами в это время меня никак не лечили. Камеру не обрабатывали, один раз я выпросил швабру, чтобы самому убраться. Из санитарных мер — давали мыло и была теплая вода.

Моя камера была недалеко от карцеров, и через кормушку (окошко в двери — прим. Reform.by) мы переговаривались с мужчиной, который там сидел. Ему также сделали тест на коронавирус вместе с мной, он был с такими же симптомами, как у меня. Ему сказали, что его тест положительный, но, несмотря на плохое самочувствие, человек еще несколько суток находился в карцере. Он представляет собой небольшую одиночную камеру с бетонным полом, с отключенной водой и кроватью, которая пристегнута к стене и не отстегивается на ночь.

Днем я чувствовал себя относительно неплохо: небольшая температура, отсутствие обоняния и головная боль. Самое тяжёлое начиналось по ночам, когда носовые пазухи начинали жечь огнем. Я почти не спал и мучился от боли. Фельдшерка проигнорировала мои просьбы о помощи — сказала, что результата теста еще нет и лечение мне не назначили. Вдобавок она позволяла себе агрессивное поведение и умудрялась высмеивать мое состояние здоровья, говорила, чтобы я не жаловался по ерунде.

Сейчас чувствую себя лучше, но без вкуса и обоняния некомфортно».

«Через четыре дня после освобождения у меня пропало обоняние и вкус»

Минчанин Игорь (имя изменено по просьбе героя — прим. Reform.by) заразился коронавирусом во время административного ареста, который отбывал на Окрестина и в Жодино.

«Меня на МКАД остановили сотрудники ГАИ — их машину сопровождал армейский уазик c «бравыми хлопцами». Выдернули из автомобиля, обматерили, попинали немного и надели наручники. Осудили на 13 суток за неповиновение сотруднику милиции. Три дня я провел на Окрестина, остальные десять — в Жодино.

Отношение к задержанным можно назвать по-разному, но точно не «по-людски». Маску медицинскую выдавали при этапировании, так она все десять суток со мной и была. Многие ей подвязывали штаны, потому что ремень забирают. Сами же сотрудники, с которыми нам приходилось общаться, были в балаклавах. А те, которые выдавали еду, были в перчатках. Мыло появилось только после передачи, а вода в камере было ледяная. Посуда общая, и моют ее сами «постояльцы» ледяной водой, часто без губки и средства. Соответственно, вирусу от человека к человеку через посуду передаваться очень легко. Уборку тоже проводили сами заключенные — обычной грязной водой, без дезинфицирующих средств.

В ИВС тесты не делали. Хотя признаки болезни были у нескольких человек, мы не обращались с просьбами к сотрудникам изолятора, потому что они разговаривали исключительно обсценной лексикой и ни к какой форме диалога определенно готовы не были. Я слышал, как люди из соседних камер просили вызвать врача — у сотрудников ИВС это вызывало агрессию. Поэтому, пока состояние было в пределах удовлетворительного, насколько это было возможно в тех условиях, мы решили не рисковать.

Через четыре дня после освобождения у меня пропало обоняние и вкус. Парень, с которым мы сидели, написал мне, что у него и еще одного нашего бывшего сокамерника подтвержденный ковид».

Кто должен делать тесты задержанным в изоляторах?

Нашему герою Илье Сенько, как упоминалось выше, в изоляторе сделали тест на коронавирус. Этого добились его родители.

«Родные постоянно звонили в ИВС и говорили, что я контакт первого уровня. В Марьиной Горке, где я был в гостях перед задержанием, обнаружили коронавирус, а также и у моих родителей. Родителям буквально пришлось «выбивать» тест для меня». Из барановичской санстанции (Сенько родом из Барановичей — прим. Reform.by) родителей отправили в областную санстанцию Минска, а уже потом в санстанцию МВД», — говорил Илья.

Его родители пояснили нам, что из Минского областного центра гигиены, эпидемиологии и общественного здоровья их направили в Республиканский центр гигиены и эпидемиологии Департамента финансов и тыла Министерства внутренних дел (далее РЦГиЭ ДФиТ МВД). Именно этот центр, как им сказали, занимается тестированием людей в изоляторах на коронавирус. И вот что выяснили родители Ильи: чтобы арестованному в изоляторе сделали тест на коронавирус, нужно доказать, что он попал на сутки, будучи контактом первого уровня. Для этого нужно предоставить документы, которые подтверждают коронавирус у человека, который контактировал с осужденным за последние семь дней. Только так они смогли «выбить» тест для своего сына.

Как мы узнаем позже, из более чем полутысячи опрошенных нами «административщиков» Илья Сенько был единственным, кому в изоляторе сделали тест на COVID-19.

При этом РЦГиЭ ДФиТ МВД, который должен делать арестованным тесты на коронавирус, проводит закупки, связанные с противоэпидемическими мерами. 23 ноября учреждение последний раз обновило план закупки на 2020 год на сумму 90 853 рубля. В соответствии с ним должны были быть закуплены, например, такие товары:

• шапочки и одноразовые халаты для медперсонала — 950 штук за 900 рублей (в октябре)
• защитные противоэпидемические комбинезоны, респираторы с клапаном выдоха класса защиты FFP2, маски медицинские — 2090 таких наборов на 2000 рублей (в апреле)
• Бахилы высокие ламинированные на завязках — 20 пар на 170 рублей — и очки защитные герметичные — 6 штук на 200 рублей (в апреле).

Также закупались тампон-зонды для отбора и хранения проб (май, октябрь), пробирки для отбора проб, чашки петри, культурные среды (май, июнь) и прочие необходимые санстанции вещи. К слову, туалетную бумагу учреждение в прошлом году брало по 58 рублей за 100 рулонов, а в этом — уже за 100 рублей.

А что же тесты на коронавирус? Судя по плану закупок, тесты на инфекции учреждение закупает. Но другие. В закупке есть тест-системы для диагностики методом иммуноферментного анализа — это определение количества антител к инфекции в крови. 57 наборов тестов на 3600 рублей должны были закупить еще в феврале (к какой инфекции — не уточняется), 40 наборов тестов на сифилис на 8100 рублей — в марте. А вот тестов или реагентов для тестов на ковид в плане закупок РЦГиЭ ДФиТ МВД нам найти не удалось.

Зато с 24 ноября учреждение ищет врача-эпидемиолога. В его обязанности входит управление деятельностью в области санитарно-эпидемиологического благополучия населения на объектах МВД.

Какие закупки в связи с коронавирусом проводят силовые ведомства

При Департаменте финансов и тыла МВД есть республиканский госпиталь, где лечат сотрудников (и членов семей сотрудников) милиции, СК, Госкомитета судэкспертиз, МЧС, КГК, прокуратуры, внутренних войск, курсантов вузов МВД и МЧС — больше 10 тыс. человек в год.

В ноябре госпиталь закупил 1800 наборов реагентов для определения антител к коронавирусу на 26 000 рублей и еще 600 наборов на 15 700 рублей. До того, в мае, госпиталь закупил 20 наборов для определения антител IgG/IgM к коронавирусу на 10500 рублей (один набор не менее чем на 96 исследований).

А также в ноябре объявил о закупке 30 000 масок медицинских на резинке на сумму в 30 000 рублей. Такая же закупка уже была проведена в апреле.

Средства индивидуальной защиты закупают и непосредственно силовые ведомства. Так, командование Внутренних войск в ноябре размещало запрос предложений по закупке 23 тыс. одноразовых масок на8 050 рублей, причем маски должны были быть поставлены до 4 декабря. Подразделения Госкомитета судэкспертиз в сентябре потратили на закупку средств индивидуальной защиты (респираторы, комбинезоны, перчатки, медицинские маски) 22 897 рублей. Закупают маски Академия МВД, лицеи и т.д.

Военно-медицинское управление КГБ, например, дважды, в октябре и декабре, размещало заявку на закупку 50 000 одноразовых масок: сперва на сумму в 5 950 рублей, а затем на 10 000 рублей. Управление СК по Могилевской области в декабре разместило закупку 40 950 масок за 7000 рублей. Департамент охраны МВД еще в августе закупал 27 500 масок на 25 000 рублей.

При этом мы не обнаружили подобных массовых закупок средств защиты для сотрудников местных управлений и отделов внутренних дел структурами Министерства внутренних дел в последние месяцы. Есть закупки со стороны местных исполкомов, но небольшие. А именно к УВД и ОВД относятся такие учреждения, как изоляторы временного содержания.

В то же время для учреждений Департамента исполнения наказаний МВД, где содержатся осужденные, СИЗ и медоборудование закупаются. Для шести СИЗО и одного ЛТП с середины октября ДИН закупил средств индивидуальной защиты на 8 035 рублей.

Так, в СИЗО №6 в Барановичах, куда также помещают «административщиков», в начале декабря должны были закупить 10 тыс. масок на 2000 рублей, а также генератор горячего тумана для дезинфекции за 3400 рублей. В ноябре — 500 респираторов на 1500 рублей, в октябре — 4 тыс. пар перчаток на 2400 рублей. В СИЗО №7 в Бресте в ноябре должны были закупить 2800 пар перчаток и 6000 масок на сумму 4 221 рубль.

Кроме того, в СИЗО №1 на ул. Володарского в Минске, где содержатся многие политзаключенные, в октябре собирались закупить 40 тыс. пар одноразовых перчаток на 18 000 рублей.

Также анализ госзакупок СИЗ и медоборудования учреждениями Департамента исполнения наказаний провел правозащитный центр «Весна». Ряд учреждений ДИН еще в первую волну коронавирусной инфекции произвели закупки приборов и оборудования для профилактики и лечения коронавируса. Многие колонии и некоторые СИЗО купили бесконтактные медицинские термометры, портативные медицинские пульсоксиметры, бактерицидные облучатели, генераторы горячего или холодного тумана и концентраторы кислорода. Последние закупило в том числе СИЗО №1 на ул. Володарского в Минске.

Словом, закупок для мест заключения довольно много, и мы попытались узнать, действительно ли это улучшает ситуацию для заключенных. По свидетельству источника Reform.by, в колониях — да. Источник, который работает охраннником в ИК-14 в Новосадах, рассказал, что за заключенными там смотрят «как за маленькими детьми». По его словам, маски там выдаются по первому требованию, а при первых симптомах COVID-19 осужденного стараются изолировать.

Однако, повторимся, эту информацию никак нельзя экстраполировать на ИВС, поскольку они не входят в структуру ДИН. А в ИВС, как мы убедились впоследствии, противоэпидемические подходы руководства выглядят совсем иначе.

Как МВД публично реагирует на эпидемию коронавируса

В апреле-мае МВД проводило благотворительную акцию «Милиция — врачам», в инстаграме МВД были посты о том, как милиционеры на собранные деньги передавали медикам средства индивидуальной защиты, по хэштегу ведомства делились видео, фотографиями и рисунками в поддержку врачей.

Но в последние месяцы в соцсетях МВД тема коронавируса не затрагивается никак. Более того, в октябре-ноябре в официальном инстраграме МВД часто публиковались фото милиционеров при близком контакте с гражданами, в том числе пожилыми, на встречах и мероприятиях, и при этом милиционеры чаще всего были без масок.

Какие меры против COVID-19 принимаются в изоляторах МВД? Официальная позиция

В первую очередь — это ограничения на прием передач для задержанных одним днем в неделю и недопуск адвокатов. Эти ограничения МВД обосновывает именно мерами по обеспечению безопасности  в связи с распространением COVID-19. Так, по такой причине 5 октября в ЦИП и ИВС на Окрестина был установлен единственный день приема передач — четверг. Из-за этого многие задержанные на воскресных маршах остаются без чистых вещей и средств гигиены почти на неделю. А бывает, и на две, если человека этапировали в другой изолятор, где день передачи уже прошел. В Барановичах передачи принимают по вторникам, в Жодино — по средам, при этом этапируют туда людей с Окрестина часто в среду и четверг.

В целом МВД утверждает, что выполняет все необходимые меры против распространения вируса.

Оператора Александра Величко 9 октября осудили на 10 суток. В этот же день его жена Алина хотела передать мужу одежду, еду, средства гигиены и лекарства. Девушке не удалось этого сделать, так как это была пятница.

Алина написала жалобу, в которой попросила изложить, какие эпидемиологические меры предпринимаются в изоляторах. Находятся ли сотрудники и заключенные на расстоянии 1,5 м друг от друга, пользуются ли те и другие антисептиками, медицинскими масками, проветривают ли помещения и убирают ли их с использованием дезинфицирующих средств в соответствии с рекомендациями Минздрава.

Ответ пришел 29 ноября, хотя, судя по документу, жалоба была рассмотрена еще 5 ноября.

«В складывающейся эпидемиологической обстановке сотрудниками спецучреждений милиции ГУВД Мингорисполкома осуществляется максимальный комплекс мер, в том числе рекомендованный Министерством здравоохранения, направленный на противодействие распространению инфекции. В результате рассмотрения нарушений законодательства сотрудниками изолятора не выявлено», — заявил замначальника ГУВД Мингорисполкома Игорь Подвойский. Какие именно меры применяются в изоляторах, он не уточнил.

Reform.by, в свою очередь, направил вопросы в РЦГиЭ ДФиТ МВД. Мы спросили у них:

• относятся ли к их сфере ответственности ИВС, ЦИП и СИЗО,
• какие в них принимаются меры против распространения коронавируса,
• как проводится санитарная обработка камер,
• обеспечивает ли учреждение работников изоляторов и задержанных средствами защиты (масками),
• проводятся ли задержанным тесты на коронавирус,
• какое количество задержанных за ноябрь было протестировано, сколько случаев ковида выявлено,
• каков протокол действий сотрудников изоляторов при обнаружении заболевших, должны ли их изолировать и т.д.

По телефону замначальника учреждения Ольга Уткина подтвердила получение запроса и сообщила, что он будет рассмотрен как обращение юрлица в соответствии с законодательством. Спустя неделю после отправки мы получили официальный ответ за подписью начальника учреждения Александра Козлова. Нам отказали в ответах на вопросы на основании того, что письмо не соответствовало формальным требованиям к обращениям граждан и юрлиц в госорганы. Мы направим в РЦГиЭ ДФиТ МВД новый запрос и опубликуем полученный ответ, если он будет дан по существу.

Что на самом деле происходит с коронавирусом в изоляторах

Чтобы оценить реальную ситуацию с коронавирусом в изоляторах в условиях отсутствия официальной информации, мы запустили опрос через гугл-форму, который распространяли в соцсетях и телеграм-каналах. Один человек мог пройти опрос только раз. Опрос был предназначен для людей, попадавших в изоляторы по административным делам во второй половине октября — ноябре. В опросе приняли участие 520 человек. Из них 383 человека отбывали административный арест от 4 до 15 суток 121 человек был в изоляторе до трех суток, а 16 человек — больше 15 суток.

Мы расспросили у людей, какая была обстановка в изоляторах, болели ли коронавирусом они сами или их сокамерники, какие принимались меры профилактики, выдавались ли маски, изолировали ли заболевших, делали ли им тесты, оказывали ли медпомощь. В результате удалось собрать большой массив информации, причем многие отвечавшие оставили свои контакты, то есть готовы были говорить больше.

В основном люди сидели в ЦИП и ИВС на Окрестина, в ИВС Жодино и в СИЗО №6 в Барановичах, а также в ИВС Могилева. Многим (но далеко не всем) выдавали одноразовые маски — чаще всего только одну при поступлении или этапировании. При этом выходить из камеры на поверку, прогулку, суд и т.д. нужно было обязательно в маске, сообщили многие.

Работники изоляторов, сообщили опрошенные, в основном носили маски, но не все и не всегда. Как отметили некоторые, им показалось, что маски сотрудникам были нужны скорее для того, чтобы скрыть лицо.

Судя по ответам, маски на лицах работников были единственной общепринятой мерой профилактики заражения. А вот с поддержанием гигиены и дезинфекцией помещений все было очень плохо. В большинстве случаев санитарная обработка камер заключалась в том, что арестанты сами мыли полы тряпкой или щеткой, иногда с небольшим количеством хлорки. Но у некоторых не было и этого, они не могли выпросить даже веник.

Из полутысячи опрошенных лишь около 15 человек сообщили, что в камере периодически протирали поверхности или проводили опрыскивание веществами, похожими на антисептики: где-то каждый день, где-то даже трижды в день. В основном это было в не самых «популярных» изоляторах: Могилев (но далеко не во всех случаях), ИВС Минского района, ИВС в Витебске, Логойске, Поставах, Каменце, Слониме. Один человек, сидевший в Пинске, сказал, что там ежедневно кварцевали камеру по 15 минут.

А вот в забитых изоляторах на Окрестина, в Жодино и в Барановичах даже веник и тряпка были редкостью. Некоторые арестанты имели возможность убраться в камере лишь раз за неделю или две. А некоторые — вовсе не имели. И если в Барановичах многим регулярно выдавали немного хлорки для мытья пола и туалета, то на Окрестина и в Жодино это было скорее исключением.

Многие задержанные побывали в двух-трех изоляторах и могли сравнить условия. Приводим цитаты из их ответов (исправлена орфография и пунктуация — прим. Reform.by) на вопрос, проводилась ли санобработка в камерах.

• «В ИВС на Окрестина мы слышали, как по коридору возили большую бандуру типа кварцевателя и на дверях от балды ставились даты и время так называемой санитарной обработки (якобы проводимой). В Барановичах маски предлагали стирать, уборка не проводилась, антисептик не выдавался, в некоторых камерах была плесень на полстены».
• «Не праводзілася. На Акрэсціна хадзілі людзі і ставілі на дзьвярах пазнакі, быццам бы правялі апрацоўку, а самі нават у камеру не зайшлі».
• «Никакой обработки не было, уборки тоже. Хотя график дезинфекции висел на каждой камере» (Окрестина).
• «В Барановичах выдавали хлорку для того, чтобы арестованные сами проводили уборку, но, учитывая качество вентиляции и воздуха, обработку не проводили. В других местах не проводилось и таких мероприятий».
• «Мы сами мыли пол хлоркой, но это никак не влияет ни на что, из-за того гадюшника, где мы находились, пол даже не высыхал» (Барановичи).
• «Не проводилась. Мало того, в камерах, рассчитанных на 6-8 человек, находилось по 25-30 человек. В РУВД в маленькой комнатушке нас сидело 41 человек примерно 7-8 часов. Наличие маски в таких условиях бессмысленно. Как я не заболел, я не знаю, возможно, прошло бессимптомно, а возможно, и правда пронесло» (Жодино).
• «Мы веник в Жодино просили 4 дня, за все 9 суток никто ничего не делал и даже не заходил».
• «За 12 суток 2 раза дали совок и веник» (Жодино).
• «На Окрестина (2 суток) — нет. В Жодино ежедневно мы сами просили и нам выдавалась по требованию ведро и тряпка, мы добавляли наши моющие средства в воду сами, мыли раз в день (со стороны администрации в первый день сказали, что положена трехразовая влажная уборка, но ее не контролировали). В Могилеве был выдан раствор хлорки, ведро, половая тряпка и ветошь были постоянно в камере, хлорку доливали по требованию, мыли раз в день, со стороны администрации каждое утро и вечер велся контроль за санитарным состоянием камеры».
• «За 7 суток пару раз дали ведро с тряпкой и веник, мы сами просили хлорки продезинфицировать туалет, на третий или четвертый день нам дали две таблетки хлорки. Мы набирали в бутылку воды, отламывали от таблетки небольшой кусочек, растворяли его в бутылке с водой и поливали туалет и все пространство вокруг. Никакой тряпки или ершика нам не дали» (Жодино).
• «Обработка не проводилась. Как будто специально перемещали из камеры в камеру. Людей в основном было больше, чем коек, в два раза. Девушка в камере неоднократно просила вызвать ей медика, т.к. чувствовала, что у неё температура. Медика никто не вызвал» (Жодино).

В Жодино также были большие проблемы с посудой. Как и в других изоляторах, ее здесь мыли сами арестанты (у которых могло не быть даже мыла), но многие также отметили, что там посуды давали меньше, чем было людей.

• «Нам 1 раз дали старую грязную тряпку, чтобы мы помыли пол. Самый интересный момент — кружек всегда давали в 2 раза меньше, чем людей в камере».
• «Нет. Самое интересное, что всегда выдавили одну кружку на двоих человек. И посуду особо не мыли, т.е если человек плохо помыл после себя, то можно было увидеть частицы еды при следующем приеме пищи».
• «Не проводилась ни в одной камере, в которой я содержался, посуда мылась  исключительно силами заключенных, если не было мыла — то просто водой, и потом жирная так и выдавалась в дальнейшем» (Окрестина, Жодино, Могилев).

Рисунок на эту тему выполнил художник Владислав Стальмахов, который отбывал в Жодино сутки в середине ноября (он создал целую серию зарисовок). Оказывается, на нем не случайно именно три кружки.

Как уже отмечалось, в менее заполненных изоляторах с санитарией было чуть лучше. Но не всегда.

• «Обработка была только в ИВС Минского района, разбрызгивали что-то на пол три раза в день, но не всегда, от смены зависит».
• «Опрыскивали каждый день из пульверизатора, когда выводили на утреннюю проверку, возвращались, пол был мокрый… кровати и вещи вроде не брызгали. Температуру измеряли каждый день электронными термометрами, с головы снимая показания. В конце  пребывания у некоторых самочувствие ухудшилось, по выходу тест на корону был положительный» (ИВС Минского района).
• «Проводилась обработка каждый день во время нашей прогулки. Какая именно — неизвестно, после нее пахло санитайзерами», »Выдали бутылку с хлорным раствором, сказали проводить в камере обработку всех горизонтальных поверхностей каждые 3 часа» (Могилев).
• «Проветривание, обработка поверхностей антисептиком», «Два раза в день обрабатывали чем-то похожим на антисептик. Не видел что, потому что выводили из камеры. Скорее всего постель и одежду, находившуюся на вешалках» (Слоним).
• «Проводилась, распыление непонятно чего раз в сутки» (Витебск, СИЗО №2).

При этом сидевшие в ИВС Гомеля, Бреста, Солигорска сказали, что никакой обработки не было. То же в Гродно. Вот что рассказали об ИВС на ул. Гая:

• «Нет, ни разу (не проводилась обработка). Трубы протекали, капала вода. Была пластиковая банка от селедки, она быстро наполнялась водой. Приходилось даже ночью вставать, чтобы вылить. А когда переполнялась, вода была на полу и нечем было вытереть, так и было мокро, никто не дал тряпку. А туалетную бумагу или свои вещи было жалко тратить. Был грязный унитаз, не было ершика. Смывали той же банкой от селедки, т.к слив не работал. Не проветривали. Была вентиляция, она то включалась, то выключалась сама по себе. В камере был запах туалета и затхлый, прокуренный. Дышали только в коридоре на утренней проверке 5—10 минут. На прогулку не водили».

Далее мы задали вопрос:

«Столкнулись ли вы со случаями (предположительно) коронавируса в изоляторе? Или, возможно, заразились во время ареста и заболели вскоре после освобождения?»

При положительном ответе открывались дальнейшие вопросы, при отрицательном опрос заканчивался.

Результаты такие: из 520 человек 375 (72,1%) ответили «да». Из них у 228 человек симптомы болезни (температура, потеря обоняния, ломота в теле, кашель, озноб и т.д.) появились во время ареста. У 82 человек — в течение нескольких дней после освобождения. Некоторые из них сами сделали тест на коронавирус, и он был положительным. У 50 человек во время ареста болели сокамерники. Четверо при аресте уже имели признаки простуды или коронавируса.

Приводим малую часть ответов:

• «В первые сутки появились симптомы. Судья на это никак не отреагировал»
• «Симптомы респираторных заболеваний появились на 9-10 день. Всего болели 8 человек из 16. Точно знаю про 2 подтвержденных (после выхода) заражения COVID»
• «До ареста симптомов у меня не наблюдалось. У меня они проявились примерно на 15-16-й день пребывания под арестом. Почти вся камера в итоге имела симптомы, у некоторых они появились до меня, примерно на 5-10-й день
• «Где-то на 5-й день появились симптомы простуды. Правда, грешили на окно, которое мы регулярно открывали. После выхода из изолятора появились уже симптомы пневмонии (и далее подтвердились)»

• «На 11-12 день у половины сокамерников появились первые признаки заболевания (температура, слабость и т.д.)»
• «Известно, что две девушки в нашей камере ещё до ареста имели симптомы коронавируса и сообщали это на всех этапах ареста, РОВД, суд, но всем все равно. У большинства появились симптомы в изоляторе Жодино на 5-й день»
• «На 9-й день появились симптомы. Заболели почти все в камере (13 человек из 16). Температура, кашель, головные боли, пропажа обоняния»
• «У меня симптомы появились на второй день после освобождения. При мне люди заболевали на 15-е (из 20) сутки моего пребывания. И заболевали все по очереди»
• «У нас уся камера хварэла ў Магілёве. Так як нас перакідвалі з месца ў месца, мы не ведаем, дзе мы заразіліся. Думаю, недзе на сёмы дзень з’явіліся сімптомы»
• «Спустя неделю после задержания (мы уже были в Барановичах) у соседей по камере стали проявляться признаки ОРВИ, жаловались на температуру и сильную ломоту в теле. Симптомы были у человек 6 из 10. У меня симптомы появились на последний 13-й день (21.11), после выхода сделал ПЦР-тест на коронавирус, он оказался положительным»
• «За два дня до выхода из СИЗО нашу камеру перевели в другую, где, судя по симптомам, были заболевшие. На следующий день после выхода я сдал тест и получил положительный результат»
• «В первый день сокамерник сказал, что он был с человеком, у которого был ковид. Через день у некоторых из сокамерников пропало обоняние. У меня на 6-й день появилась температура. Сегодня у меня выявили ковид»
• «14.11.20 — перевели в камеру, в которой был больной с КОВИД-19. 16.11.20 — освобождение. 19.11.20 — у меня и жены проявились все признаки (температура, кашель, аносмия и т.п.). 24.11.20 — в БСМП сдан анализ крови, сделана КТ — диагноз подтвержден»
• «Я сделала тест сразу после выхода из ИВС и он оказался положительным. Знаю ещё о 7 таких людях, которые были задержаны вместе со мной. О случаях отрицательного ответа не слышала»
• «У меня не было никаких типичных симптомов (температуры, потери вкуса и запаха), просто мучил сильный кашель и насморк. И потом, списавшись с ребятами, с кем были вместе в Жодино, узнал, что уже у троих корона — они сделали тесты и они оказались положительными. Через неделю после освобождения я сам сдал тест, который оказался положительным»
• «В первый день в камере на 4 человека, в которой нас было 17 женщин, была одна с признаками заболевания. Она говорила, что должна была идти на на снимок легких, если бы ее не задержали. Первые два дня она почти постоянно спала, потом ей стало легче. До у меня ареста симптомов не было, появились на второй день после освобождения. Тест на короновирус положительный»
• «Симптомы появились через 10 дней после моего освобождения и на 3-й день после освобождения мужа»
• «Заболели с мужем после изолятора»
• «На 7-й день — последний. В итоге болеет вся семья»
• «У меня симптомы появились на 3 сутки после освобождения. В камере женщина кашляла и не чувствовала запаха хлорки на 5-е сутки после задержания»
• «На 6-е сутки заболел 1 человек в камере (повышение температуры). Я заболел на 3-и сутки после освобождения (11-е сутки с момента задержания), ПЦР положительный. Остальные 5 человек из камеры заболели на 9-13-е сутки с момента задержания»
• «При этапировании в Жодино среди нас была женщина с признаками заболевания, после освобождения я заразилась коронавирусом от сына, который был задержан вместе со мной, но провел в изоляторе 10 суток, все его сокамерники имели признаки заболевания после освобождения из изолятора»
• «После выхода из Жодино был сильный кашель. Я отправился в поликлинику через 2 дня после освобождения, где мне сделали ПЦР. Попутно сделав КТ, которое выявило пневмонию. Через 3 дня пришёл положительный ПЦР»
• «После выхода из изолятора оказался в БСМП с ковидной пневмонией»
• «Из Окрестина перевезли в Жодино, в Жодино заболела. Из Жодино перевезли в Могилев, оттуда забрали в больницу с 2-х сторонней пневмонией, потом подтвердился ковид. Нахожусь в больнице до сих пор»
• «Конкретно в Жодино был с середины октября. После ареста списывался только с тремя сокамерниками, двое из них, как и я, заболели коронавирусом, третий не заболел скорее всего потому, что он уже недавно коронавирусом болел. Самое интересное, что после ареста я обратился в свою поликлинику в родном городе, и там никто никаких тестов делать и не собирался, за всё время лечения мне сделали лишь общий анализ крови, хотя прекрасно понимали ситуацию, потому что врачам я рассказывал, почему у меня скорее всего коронавирус»
• «На следующий день после освобождения я обследовался. У меня температура 38,5, двухсторонняя пневмония и через пару дней подтвердили коронавирус»
• «Заболели все сокамерники. Кто делал тесты по выходу — результат положительный»

А вот более подробные истории:

• Жодино: «Первые дни в камере на 10 мест нас было 26 человек, все абсолютно здоровые, без явных симптомов. Однако на протяжении 8 из 10 дней отбывания в камере было настежь открыто окно (мы постоянно просили его закрыть, однако некоторые из охранников просто слали нас на***, кто-то говорил, что ключа от окна просто нет. Мы  спали полностью одетые и в обуви на холодном металле (матрасы нам были выданы только на 5-й день), на голых нарах, я практически сразу почувствовал, что застудил почки. На 6-7 день с сильной температурой и ознобом слегло два человека (оба два дня спали практически не просыпаясь), на 8-10 день болело уже 9 из 10 человек, я же чувствовал себя, не учитывая почки, нормально, однако после выхода сразу же слег, сейчас уже 4-й день с температурой 38 сижу дома на больничном»
• Окрестина: «Температура, озноб, слабость начались еще на первые сутки пребывания в ИВС Окрестина (с субботу на воскресенье). Врач на выходных отсутствовал — не приходил на обходы ни разу. В понедельник пришел, но ждать с лекарствами его пришлось долго. Легкие не прослушивали, через окошко выдали парацетамол и все. В ЦИПе перевели в камеру без постельного белья и с открытым настежь окном — было холодно адски, вдобавок к тому, что меня и так знобило, также запрещали разворачивать матрасы, на холодной кровати было вдвойне холоднее температурить. В Барановичах после того, как температура уменьшилась, не разрешали больше лежать, то есть слабость, тошнота, ломота и озноб остались, а условий для выздоровления нет. Мне давали лоратадин (для снятия отека носа) и все. Приговаривали: «Вам тут не санаторий, витамин C не положен», «Я тоже устал и хочу полежать, без выходных работаю, я вас сюда не звал».

Делали ли в изоляторах тесты на COVID-19?

Из всех опрошенных только один человек сказал, что ему в изоляторе сделали тест на коронавирус — и это Илья Сенько, историю которого мы опубликовали выше. Из других ответов:

• «Прикалываетесь?»
• «Нет, конечно. Таблетки жаропонижающее искали по камерам, а тут тест ещё делать»
• «Говорили, что тестов нет»
• «Тесты в изоляторе не делали. Одна девушка говорила, что у нее Covid, на что охранник сказал, что ничего страшного, переболеет»
• «Люди побоялись, что могут быть отправлены на лечение и после будут принудительно «досиживать» оставшийся срок. Поэтому симптомы не придали огласке. Тем не менее, исходя из ограниченного пространства и тесного контакта никто не питал иллюзий, что ему удалось избежать заражения по прошествии 8 дней»
• «Вы што, нам нават тэмпературу не хацелі мерыць, які тэст. Тэст я пасля зрабіла сама — ён быў станоўчым»

Переводили ли заболевших в отдельные камеры?

Коротко — почти никогда. Вот некоторые ответы:

• «Ни при каких условиях никого и никуда не переводили по просьбам, говорили «Мест нет»
• «Нас было от 18 человек в самом начале на восьми местную камеру и 12 в конце моего срока, какая ОТДЕЛЬНАЯ камера???»
• «Многие кашляли в камере,никого не переводили»
• «Нет. К заболевшим подкидывали новых»
• «Наоборот. Был в камере лежачий на таблетках и не чувствовал запахов — нас перевели в камеру к нему»
• «Нет, говорили, когда сдохнет, тогда и зовите, а так дышит пока»
• «Нет, нам не разрешили даже закрепить за предположительно болеющими индивидуальные наборы посуды»
• «Не, сказалі, што калі ў нас каранавірус — то не трэба было трапляцца. Нашы праблемы»
• «Никого никуда не переводили. Они говорили, что ковида в тюрьме нет. Нам всем было очень плохо, температура чувствовалась, тело ломило. Они меряли температуру и прибор всегда показывал плюс-минус 36.6, никаких таблеток не давали»
• «Когда сокамерник с температурой был на приеме у врача и сказал, что не чувствует запахи, ему пырснули антисептиком на руку, когда он ещё раз сказал, что не чувствует запахи, врач и надзиратель отошли и заметно запереживали. У меня врожденный порок сердца, я боялся осложнений, в четверг вечером пропало обоняние. Я постучал в дверь, подошёл охранник, далее диалог: — Я не чувствую запахов, помогите. — И что?»
• «Кто был заболевшим, никуда не переводили, проблема была даже, чтобы врач пришел. Людям из соседней камеры привели врача только после того, когда они отказались посуду отдавать, до этого говорили, что врач придет, и ничего не происходило или «врача нет/занят»
• «Одну женщину с температурой перевели в другую камеру на 5-й день жалоб. За это время температура появилась ещё у двоих, но они к врачу уже не обращались, так как люди хотели поскорее досидеть и выйти»
• «Пожилых людей на 3 день перевели в отдельную камеру и от одного человека (начальника) было более человеческое отношение к ним. Их камера была напротив, поэтому мы слышали, как он несколько раз в день приходил к ним, спрашивал о самочувствии, интересовался, нужны ли какие-нибудь лекарства» (Жодино)
• «Не переводили. Заболевшим разрешали днем лежать на кровати, а остальные отказывались от прогулки, чтобы не усугубить плохое состояние заболевших, т.к. на прогулку можно было идти или всем, или никому»
• «Ребят тусовали по камерам, как хотели. В последний день к нам подселили двоих. Один из них сразу предупредил, что он не чувствует запах и вкус»
• «Предлагали в одиночку. Но человек не захотел, и сокамерники это приняли (к тому моменту у всех уже была простуда)»
• «Предлагали перевести в одиночку. Но там спятить можно»
• «В Могилеве несколько человек изолировали»
• «Кто-то из сокамерников задал вопрос, почему его, больного (кстати, молодой парень, 18 лет), не отпустят или не переведут в другую камеру. Ответ надзирателя: в Польше вылечат»

Оказывали ли заболевшим медицинскую помощь?

В основном опрошенные говорят, что необходимой медпомощи им не оказывалось, даже измерение температуры тела проводили далеко не во всех случаях. Часто арестованные по несколько дней не могли дозваться врача. Из лекарств заболевшим иногда давали жаропонижающее, антибиотики, но часто это были таблетки, взятые у других заключенных. Многие говорили, что пакет с лекарствами заключенных в камере висел на ручке двери снаружи, но их выдавали далеко не по первой просьбе или не выдавали вообще.

Цитаты:

• «Врача звали 4 дня. Пришёл только когда стало 6 простуженных. Хотя начали звать сразу, как появился один»
• «Просили врача по симптомам у сокамерника двое суток. На третьи сутки его вызвали к врачу, померили температуру и дали леденец от кашля»
• «Дали Терафлю. Горячую воду и кипятильники не давали» (Барановичи)»
• «Дали таблетку. На вопрос «что это?» ответили «антибиотик». — «Какой?» -»Оочень хороший»
• «Мерили температуру бесконтактным термометром. Давали обезболивающие и «очень хорошие антибиотики». Если была температура, разрешали постельный режим (можно лежать на матрасе). Без температуры нельзя лежать вообще»
• «Отношение к больным людям и людям с симптомами COVID варьировалось от злости до игнорирования. Медпомощь в ИВС Жодино не оказывалась, в том числе людям с физическими травмами после задержания»
• «Иногда выдавали парацетамол», «Дали 6 таблеток септефрила», «Дали оспамокс»
• «В изоляторе было несколько врачей. Но ни одному из них не было дела до заболевших. При любой температуре термометр показывал 36,5,  даже при очевидном жаре»
• «У парня был вывих ноги (спрыгнул с нары неудачно) — посмотрели ногу и разрешили лежать («постельный режим»). еще у одного была температура — дали какие-то таблетки, однажды даже возили в больницу» (Барановичи)
• «Не оказывали, предлагали вызвать скорую и уехать в больницу, но никто не хотел досиживать потом сутки»
• «Звали врача много раз, она не пришла, только на третий раз передала таблетку аспирина»
• «Таблеток не было. Врач сказал, что все съели. Их запас не рассчитан на такое количество людей. Если родственники успели передать лекарства, то их выдавали»
• «Выдали таблетки жаропонижающие. Не свои, а какие находили у других задержанных»
• «На просьбу дать градусник, чтобы измерить температуру ответили «палец засунь себе в задницу и померяй»
• «Был больной геморроем, доктора ждал 5 дней»
• «Заболевшего с температурой 39 увозила скорая, с температурой ниже, у меня была 37.3, давали таблетки и оставляли в той же камере»
• «Всё время нам говорили, что вот врач сегодня придёт, а когда мы просили хотя бы термометр, ответом было: «вот мы двоим сегодня давали мерить, оказалось, никакой температуры у них не было, терпите, может быть, придёт врач»
• «Градусник показывает рандомную температуру, за два измерения показал 37.9 и 37.2 . Таблетки выдавались в зависимости от смены (могли выдать и 2 раза, но чаще всего 1) и это всё при условии, что постоянно напоминаешь. Зачастую тебя пошлют»
• «Советовали побольше дышать свежим воздухом 🙂 Сказали, что у нас адаптационный период»
• «У сокамерника открылась старая язва желудка. Его не госпитализировали, так и провел 10 суток в камере, чувствовал себя плохо»
• «Пожилого мужчину с высоким давлением перевели в больницу»
• «Никакой [помощи]. Выпросить таблетки обезболивающего было проблемой. У парня Артема болел зуб. Мы стучали по полдня, пока кто-то подходил, т к. давали 1 таблетку на руки, то мы трое-четверо просили по таблетке, чтобы Артему на весь день хватило хотя бы. У парня романа был красный глаз и пробитая барабанная перепонка при задержании. За неделю к нему никто так и не пришел (хотя врач на приемке обещал дополнительно его обследовать)»
• «В ИВС Могилева каждое утро проверяли температуру бесконтактным термометром, но никогда не сообщали результат, и всегда старались держать термометр так, чтобы не было видно показаний»
• «У меня был гипертонический криз. Несколько раз требовала вызвать скорую, ехала долго. Поместили в очень грязную камеру с полной урной мусора. Ужасное зловоние» (ИВС Кореличей)
• Ничем не помогали заболевшим. Некоторые смены охранников могли выдать таблетки, которые висели на двери камеры, но не больше
• «После того как пропали запахи(это было уже в Жодино), мы стали просить врача и нам говорили «потом», один охранник сказал «Ну ничего, это пройдет». Врача дождались через неделю для одного, он послушал легкие, проверил пульсоксиметром и сказал, что все ок. Дал таблетку от кашля, дальше таблетки не давали. После выхода у всей камеры были положительные тесты»

• «Сокамерник после выхода рассказал (мы вышли в разное время), что после перевода в соседнюю камеру встретил людей, которые рассказали историю про человека с аппендицитом. Диагноз поставил сидевший с ними врач. Долго пришлось ждать фельдшера и им было поставлено условие: или человека везут в скорую, но вся камера ночь проводит в прогулочной камере, или человек ждёт дня выхода (а его сильно прихватило в предпоследний день перед выходом). Был конфликт между врачом и фельдшером, но сам пациент настоял подождать. Утром пациента выпустили и сразу в больницу»
• «Когда вечером у человека в соседней камере поднялась температура, охранник обходил этаж и интересовался, есть ли у кого из арестованных жаропонижающие средства (по счастью у меня в личных вещах была аптечка и необходимые лекарства). Впрочем, через несколько дней после этого случая людям, жалующимся на повышенную температуру начали выдавать парацетамол (Жодино) Кроме того был случай, когда на второй день ареста (на Окрестина) вечером мой сокамерник пожаловался охраннику на сильные боли в животе, на что получил лаконичный ответ, мол, где ему сейчас врача достанут, пусть ждет до утра. Утром врача так же никто не прислал. К счастью, на следующий день сокамернику полегчало. Однако стоит отметить, что некоторые охранники шли на встречу и разрешали взять с собой в камеру лекарства из личных вещей. Также некоторые охранники перед отбоем и после подъема опрашивали камеры, есть ли в них люди, нуждающиеся в регулярном приеме лекарств, и выдавали их»

Три кружки чая на шестерых и больше 100 человек в десятиместной камере

Многие участники нашего опроса добавили к своим ответам еще и подробные истории о том, что происходило с ними в изоляторах и при этапировании в плане эпидемиологической обстановки. Многие описывают одни и те же проблемы — то есть эти проблемы были массовыми. Мы приведем часть ответов, а читатель сам решит, насколько это соответствует определению «максимальный комплекс мер, направленный на противодействие распространению инфекции».

Вот что нам рассказали о пребывании в Жодино.

• «В перевозке конвой под конец дал 5-литровую бутыль на 25 человек, разрешил попить. Ковидному дали попить последним. Маску на него не надевали и ругались, что он вообще вышел из дома. Парень оправдывался, что пошел в аптеку за лекарствами для больной матери и тут его около Риги и взяли. Новую маску каждому выдали при поступлении в изолятор. Требовалось обязательно носить ее при выходе из камеры. Внутри камеры необязательно. При этом выдавали по одной кружке на двоих задержанных — пить по очереди. При антиковидных требованиях это выглядело циничным издевательством или просто формализмом. При выходе на улицу надзиратель требовал, чтобы маска была все время на лице. У одного парня порвалась завязка, ему пришлось стоять на улице, держа маску руками. В ИВС Жодино находился 13-14 октября»
• «За время ареста в одной камере или автозаке (в одном пространстве) со мной находилось порядка 70 разных человек. Постоянная ротация и тасование»
• «Во время привода в тюрьму нас было 36 человек и нас прижали плотно друг к другу, мы дышали друг другу в затылок, но находились в масках». «Нас специально выстраивали затылок в затылок и прижимали друг к другу, все делалось для того, чтоб мы заболели»
• «В обед, завтрак и ужин давали 3 кружки чая на 6 человек. Специально, чтобы мы пили по очереди и заражали друг друга. Иначе логики другой я не вижу»
• «Все время моего срока нам приносили чай по 1 кружке на двоих, то есть сначала пьет один, потом из этой же кружки другой, хочешь не хочешь, но все равно заболеешь. Хоть мы и пытались хитрить, и просто первый переливал полчашки чая в себе в миску и пил из нее, но это просто бессмысленно. В небольшой камере на 8 человек содержалось в два раза больше людей. Что бы ты ни делал, если есть хоть один заболевший, заболеют все. Кстати, пластмассовые стаканчики передавали почти все родственники, но почему-то до нас они не доходили»
• «У нас была только одна бутылка воды, и то только потому, что парень пронес её каким-то чудом. Мы набирали в неё воду и пили все с одной бутылки, альтернативой этому было пить из-под неудобного крана»
• «В Жодино мы были не первые заболевшие, как нам рассказали, болеют по цепочке. Мы в этой цепочке были четвертым «поколением» заболевших. И никто с этим ничего не делает, подсаживают к уже болеющим новых»
• «За 2-3 дня до освобождения (ноябрь) в Жодино нас начали «укомплектовывать» — людей с разных камер переводили в одну. Так мы оказались в 10-местной камере с 2-мя людьми, которые говорили, что сидели до этого с теми, у кого были симптомы короны. Двое «заехали» к нам уже без обоняния. Когда об этом сказали охраннику, единственное, что он сделал — померил им температуру. Через 2-3 дня после освобождения у меня пропало обоняние, тест на корону оказался положительный. Знаю, что как минимум еще пару человек с нашей камеры заболели сразу после освобождения»
• «Самыми тяжелыми были несколько дней сразу после прибытия в Жодино (нас завезли туда в районе 4 ночи 9 ноября). В этот период наиболее четко прослеживалась тактика угнетения арестованных издевательствами и пытками. В частности это проявлялось в игнорировании жалоб на здоровье, за исключением явных угроз жизни (например, людям, находившимся на грани обморока после пробежки гуськом по подвалам изолятора, давали воду и разрешали сидеть). Кроме того, были созданы условия, когда люди попросту боялись обращаться к охранникам и предпочитали скрывать жалобы на здоровье. Спустя 5-7 дней режим стал несколько мягче, стали выдавать лекарства по просьбам, вызывали врача.Также стоит упомянуть, что в первые дни заключения камеры были сильно переполнены: почти неделю в моей камере с 6 койками нас находилось 13 человек. Первые несколько дней нам не выдавали матрасы и некоторым приходилось спать на полу на своих вещах. Не думаю, что это сильно способствовало укреплению иммунитета. Кроме того, в камере часто наблюдались довольно сильные сквозняки, поскольку не было возможности закрыть окно.При любых контактах с охранниками заключенным всегда приказывали надеть маски. Новые маски, однако, не выдавали, и некоторые люди почти весь срок отсидели с той одноразовой маской, что получили еще в автозаке. Охрана также всегда использовала маски, некоторые охранники так и вовсе все время ходили исключительно в балаклавах, наверное помогает»
• «На входе в ИВС и на личный досмотр, т.е. дважды, надо было пройти по БЧБ или стоять на нем, если перепрыгивал, заставляли вернуться и пройти или встать, при этом били и орали матом. Приседали голые, по коридорам гнали на корточках, кто не мог, били ногами и дубинками, орали матом, голову в пол, на карателей смотреть нельзя, иначе будут бить и орать. Вообще все общение криками и матом, в камерах жуткая антисанитария, никаких прогулок, душ один раз с хоз. мылом, которое просили три дня, как и туалетную бумагу (просто был один нормальный постовой, без него у нас не было бы вообще ничего). Никто из камеры не получил передачи, деньги из личных вещей у большинства украдены. Пускали газ из баллончика в камеру, если продолжали настойчиво просить уборку, мыло и т.п. Вначале не кормили двое суток, трое спали без матрасов на железных койках, на полу, на скамейках и столе, т.к. по 20-30 чел. в камере, потом, когда часть увезли в Могилев и людей стало как коек, дали матрасы, но без белья, белье на 8-й день. Еда — помои, порой синего цвета, почти без соли и сахара, из ужина крали мясо или рыбу, только один раз была, а так каша на воде, капуста, макароны, пару раз со следами тушёнки, люди по пять и более суток не могли сходить в туалет. Ложек, кружек и тарелок давали не на всех, несколько человек ели из одной тарелки, ложки, и кружки. Толпы тараканов, которых уничтожали с криком «Жыве Беларусь!»))) Стирали, мыли посуду и мылись сами в грязном умывальнике хоз.мылом холодной водой. В одной одежде 10 дней… Короче, сервис в Жодино мне не понравился)»

Многие опрошенные — сидевшие и в октябре, и в ноябре — рассказали о том, что в СИЗО в Барановичах им приходилось по несколько часов проводить в маленькой камере вместе с сотней человек. И это уже не говоря об этапировании, когда автозаки и «стаканы» в них набиваются битком. В таких условиях, писали люди, сложно не заразиться.

• «Когда нас куда-либо перевозили, нужно было где-то подержать, чтобы оформить документы. В автозаках стаканы были переполнены до максимума, в стакан для одного человека грузили 4. Когда привезли в Барановичи, всех завели в одно помещение, нас было больше 100 человек в десятиместной камере, люди стояли на втором ярусе, сидели на первом»
• «Они сгоняли по 150 человек в камеру и постоянно тасовали людей. Чтоб все быстрей поперезаражались. У врача был чудо-градусник, где было 36 всегда. А люди на стены лезли от температуры и пневмонии»
• «Всех из этапа в количестве ~100 человек по прибытии в СИЗО-6 засунули в 14-местную камеру. Держали несколько часов, пока распихивали по отдельным камерам. Я попал в хату на 14 человек. Из 14 человек точно переболели 9. Высокая температура, потеря обоняния, кашель, хрипы в лёгких. 6 подтвержденных случаев (тесты сдавали после выхода). Сам чудом остался здоров»

• «Задержали 26.10, дали 10 суток. При перевозках всех ставят в «отстойники». Мы провели 4 часа перед отправкой из ЦИП в небольшом дворике (плотность ~ 4 человека на метр квадратный). По приезду в Барановичи закинули в камеру, рассчитанную на 20 человек. Там нас было под 80, толкучка бешеная. Выводили по 2-3 человека на досмотр и расселяли. Все надзиратели были в масках, но больше для того, чтобы не идентифицировать лица»
• «Сестра в передаче в Барановичи  ложила три маски, но их не разрешили передать»
• «Нас регулярно держали в стесненных условиях: больше 15 человек в крошечном КПЗ, более 20 человек в камере на 8 человек на 1 сутки, более 30 человек в автозаке… Состав людей постоянно менялся, и суммарно я был очень близко с более чем 100 человек в течение своего заключения»
• «Перед распределением по камерам больше ста человек загнали в одну камеру, а оттуда уже распределяли. Дневная лампа в камерах не менялась на «луну» ночью, свет был включен круглые сутки… Большую часть времени в камере было больше людей, чем кроватей. Люди спали на полу, за столом и на столе, либо вообще не спали. Днем с постельными принадлежностями спать нельзя. Правила каждый раз менялись и не были четкими, обычно зависели от смены. На выходных было жестче. Сначала говорили, что нельзя брать матрасы, потом — что нельзя одеяло. Один раз врач разрешил одному больному полежать, а когда пришла проверка, у всех забрали матрасы и выкинули на коридор. Ночью отдали, но разобрать, где чье, уже не представлялось возможным. Прогулки было две. Проветриваний не было. Вода — холодная из-под крана или чай во время приема пищи. Термометр предположительно был сломан, потому что у всех показывал хорошую температуру. Симптомы врач объяснял кислородным голоданием в камере».

COVID-19 помогает давлению на задержанных

Как видно из ответов, некоторые из тех, кто отбыл административный арест, считают, что силовики сознательно используют ситуацию с коронавирусом для ухудшения положения арестованных. В условиях массовых арестов они как минимум не предпринимают необходимых противоэпидемических мер, а как максимум — еще и намеренно усугубляют ситуацию, создавая условия для массового заражения. Вот выводы опрошенных:

• «На мой взгляд, делается всё, чтобы заразить как можно больше людей — в камерах и потом по возвращении их домой в семьи. В РУВД был человек, который при задержании сказал, что у него симптомы коронавируса. Поехал в ИВС, как и все, а до этого находился в помещении со всеми задержанными — не менее сотни человек»
• «Если резюмировать, то в тюрьмах созданы максимально идеальные условия для того, чтобы люди заражались. Людей часто перекидывают из камеры в камеру, перевозят из тюрьмы в тюрьму (некоторые умудрялись побывать в трёх! тюрьмах за 15 суток). Камеры постоянно заполнены под завязку, порой переполнены (в два раза). Нет никаких возможностей для дистанцирования. Из средств защиты только личная маска. От которой нет никакого смысла в тесном пространстве. Никаких санобработок не проводилось (знаю только, что некоторым по просьбе давали хлорку чтобы обработать туалет). Делается ли это специально — скорее да. Отбивает ли это желание мириться с этим геноцидом в стране — точно нет!»

Еще в первую волну коронавирусной инфекции, когда ее называли психозом, существовала проблема доступа адвокатов к своим подзащитным. Например, в июне Дмитрия Лаевского не пускали к Виктору Бабарико из-за «эпидемиологической обстановки в стране». Осенью адвоката Людмилу Казак 20 дней не пускали на встречу с Марией Колесниковой якобы из-за того, что камера Марии на карантине. Родственники задержанных часто сообщают о том, что им не дают встретиться с адвокатами из-за коронавируса.

Адвокат Людмила Асиевская подтвердила Reform.by, что проблема доступа к задержанным остается актуальной. По словам Людмилы, с августа руководство изоляторов практически не пускает адвокатов к задержанным, ссылаясь на эпидемиологическую обстановку. Асиевская называет это манипуляциями и подчеркивает, что это нарушает право человека на защиту и на общение с адвокатом. Но что делать с нарушениями, никто не знает, добавляет она, — остается только писать жалобы.

Авторы: Евгения Долгая, Ирина Купцевич

***

Понравился материал? Успей обсудить его в комментах паблика Reform.by на Facebook, пока все наши там. Присоединяйся бесплатно к самой быстрорастущей группе реформаторов в Беларуси!