Фота: SvetaBenProjects / facebook
Reform.news сёння распачынае новы праект — «Культурная Re:візія», у якім праз тэксты беларускіх крытыкаў паспрабуем скласці мапу культурнага ландшафту ў Беларусі і замежжы.
Ці можна казаць, што за апошнія некалькі гадоў у беларускай культуры адбылося нешта значнае? Якіх творцаў (пера)адкрылі «змрочныя» часы? Што дзеецца ў Беларусі? І што важна адлюстраваць? Якія творы, што з’явіліся, нельга забыць, а якія — наадварот — варта? Каб адказаць на гэтыя пытанні, мы звярнуліся да аўтараў — крытыкаў, культурных журналістаў, даследчыкаў, голас якіх ва ўмовах катаклізмаў, здаецца, і не надта запатрабаваны. Але ў справе рэфлексіі і аналізу культурніцкіх працэсаў — ён неацэнны.
Цягам шасці месяцаў на нашым партале будуць выходзіць крытычныя тэксты — розных аўтараў, якіх мы жорстка не стрымлівалі ў фармаце, пра творцаў, творы і з’явы. У пэўным сэнсе праект — гэта і рэвізія нашай крытыкі паводле выбару Reform.news.
І маем гонар адкрыць праект эмацыйным і пры гэтым неверагодна моцным, глыбокім эсэ Таццяны Заміроўскай пра Свету Бень. Можна сказаць, што адмыслова для Re:візіі Таццяна Заміроўская вярнулася да ролі музычнага крытыка, не пакідаючы пры гэтым пісьменніцкага амплуа.
Таццяна Заміроўская – беларуская пісьменніца і журналістка, аўтарка некалькіх кніг мастацкай прозы. Жыве ў Нью-Ёрку з 2015 года. У Беларусі працавала музычным і арт-крытыкам у «Белгазеце» і іншых беларускіх незалежных СМІ, у ЗША – журналістам і рэдактарам «Голасу Амерыкі». Стыпендыятка арт-рэзідэнцый Макдоўэл (MacDowell), Джэрасі (Djerassi) і VCCA, аўтарка рамана-бэстсэлера «Смерці.nеt».У 2024 годзе выйшла першая кніга немастацкай прозы пісьменніцы “Эвридика, проверь, выключила ли ты газ”, сёлета — аўтафікшн “Свечи Апокалипсиса”.
***
Света Бень, любимая беларусами (и не только) Бенька – из тех артистов, которые определяют Беларусь, внешнюю и внутреннюю, через сияющий экзистенциальный вектор: вот добро, вот зло, жизнь ужасна и конечна, но мы еще у нас попляшем. За последнее десятилетие ее творчество, как и наша общая реальность, претерпело колоссальную трансформацию – и об этом мне хочется постоянно говорить; как будто это одно из важнейших действий по коррекции пошатнувшегося мира.
Нью-йоркским летом 2023 года мы встречали Беньку с залетного джерсийского квартирника в ее день рождения с праздничными сюрпризами – она примчалась вся в золоте и серебре, красивая, смущенная; подарком был билет на концерт очередного прощального тура The Cure, настоящее нью-йоркское чудо. Дальше был счастливый сияющий Нью-Йорк: камерный концертик под гармошку и скрипку в клубе Нижнего Ист-Сайда, где собрались беларусы и сочувствующие, дымные коктейли со вкусом торфа, закатные бассейны на крыше, легендарное мягкое мороженое из ларька столетнего дедушки Рэя у парка Сент-Маркс-Плейс, пробираясь через тропинки которого Бенька воодушевленно рассказывала про свой детский спектакль об эмиграции “Безработное дерево”. Все так весело и просто. И сколько же боли и ужаса позади и впереди. Как мы умудрились выжить, как у нас получается во всем этом существовать так, будто жизнь кинематографически удалась, будто не стоит за всем жуть катастрофы, разрыва, невозможности вернуться домой? Но как-то укореняемся в этих чужих парках, хістаемся на нездешнем ветру, как безработные деревья без корней в страшном мире, с которым ничего не получается сделать, кроме как любить. Потому что если не любить – исчезнешь.
Весь 2022 год я могла слушать только ту музыку, которая помогала что-то почувствовать. Критерий у меня был радикальный – если получается под музыку поплакать, значит, она работает. Возможно, это и есть прямая функция искусства, о которой мы часто забываем – оно должно не всегда комфортным образом напоминать человеку о том, что он живой (и что это ненадолго).
Альбом “Прием” (2022), записанный Светой Бень вместе с еще одной легендарной берлинской беларуской из Витебска Галей Чикис, стал именно таким горьким напоминанием – уже на “Зеркальном шаре” ты рыдаешь в три ручья, как на школьной дискотеке в седьмом классе, когда тонкий голубоглазый мальчик, который тебе так нравился, ушел танцевать с твоей лучшей подругой, а ты плачешь на подоконнике даже не поэтому, а потому что тебе в этот момент дошла весточка из будущего: мальчик уехал в Россию, стал офицером и доблестно пошел на войну, куда же еще; не реви! Осколок зеркального шара попадает тебе в глаз и в сердце, выхода нет.
Откуда-то сразу пришло определение жанра альбома: посттравматик-поп. Это музыка, рожденная из коллективной травмы, но излучающая катарсическую легкость принятия через облегчающие слезы. Своего рода поэтический автофикшн про всех нас и ни про кого: мы все Ян Кёртис и сражаемся с депрессией, мы все знаем, о чем строчка “чтобы выжить, мне надо все это забыть”, и что это за черные бидоны, в которые помещается по пять человек. Галя Чикис своей прохладной прозрачной электропоп-волной укутывает поэзию Светы в ностальгическую призрачность – песни звучат будто в двух мирах одновременно.
Дар превращать боль в текст, ее облегчающий – это и есть поэзия; плюс у настоящей поэзии должен быть катарсический эффект. Бенька через оголтелую карнавализацию добивалась этого эффекта и в “Серебряной свадьбе”, но именно после страшного 2020-го и еще более страшного 2022-го она стала для меня и других беларусов утешительным ангелом апокалипсиса: ничего нельзя спасти, но у нас остается выбор не присоединяться к ужасу.
А ведь в ранних нулевых я выдавала дерзкие едкие рецензии на “Серебряную Свадьбу”, чья кабаре-клоунада, с одной стороны, приводила меня в восторг – с другой, мне как будто хотелось более жесткой изнанки этого карнавала. Почему так? Как будто тогда, в юности, все вокруг было продолжением детских игр, и так хотелось поскорей вырасти и пожить взрослой жизнью.
Или потому, что впервые я увидела Беньку еще до того, как она стала звездой рок-н-ролла – с кукольным спектаклем “Домашний Ëж” по моему любимому рассказу Владимира Шинкарева. Рассказ, как сейчас помню, начинается с фразы: “Один домашний ежик заболел, и хозяева отвезли его в больницу”. Заканчивается он – тоже как сейчас помню – фразой: “А ежик спился и подох под забором”. Ëж разбил мне сердце. Возможно, я с какой-то стати искала во фрик-кабаре этого дурацкого ежа. В любом случае, “Серебряная Свадьба” превратилась в мерцающий артефакт ностальгии, в болотный огонек юности, который до сих пор блуждает по барам и клубам полного огней Минска нулевых – Минска, в котором все живы, все счастливы, ничего не происходит, и в который мы все однажды обязательно вернемся – но потом. И как-то незаметно от перформативного кабаре, где песни исполнялись от имени парада персонажей, Света перешла к экзистенциальному нарративу от первого лица – это стало заметно уже по одной из последних работ “Серебряной Свадьбы”, макси-синглу “Ag” 2014 года.
Почему нашему поколению выдали эти дурашливые инфантильные нулевые? Теперь понятно: это было предапокалиптическое затянувшееся детство, мы его длили, как могли, чтобы сохранить себя для страшного будущего, которое, конечно, предчувствовали. Бенька – поэт и визионер, она не предчувствует, а констатирует необратимость; но мир детства, по ее собственному признанию в интервью каналу VotVot, для нее – своего рода “бомбоубежище”. И пусть ее эволюция как артиста и большого поэта за последние годы ошеломительна, творческое взросление не вызвало замутнения по-детски непосредственного взгляда на реальность: возможно, именно эта визионерская ясность характеризует проекты Беньки как точнейшую психоэмоциональную картину всего, что происходит с Беларусью и нашим коллективным сознанием: апокалиптический пост-травматик-дрим-поп, хрустальный шар, витебск-диско, все вокруг не насовсем, и все самое страшное уже случилось, поэтому можно не тревожиться.
В интонациях “Приема” особенно потрясает энергия бойкого пораженчества и принятия, как у позднего Егора Летова: когда ты проиграл изначально, но это не значит, что тебя нет: продолжаем танцевать. Значит ли это, что надежды нет и что альбом сродни мему с собачкой в пылающем доме, декларирующей “It’s fine”? Но нет – Света ясно проговаривает: it’s not fine, мир пошатнулся и раскололся, но у него может быть и другая, менее беспощадная версия – просто мы почему-то не в ней, и нет смысла анализировать, почему.
А еще “Прием” – буквально альбом о добре и зле как о категориях, усвоенных именно в детстве, в максималистской версии. Строчка, которая впечаталась в сердце каждого беларуса: “Зла не надо бояться, надо бояться стать частью зла”. Света в своей лирике размышляет на эту тему, приходя в песне “Самое злое во мне” к пониманию: “В доброте намешано многое, в ярости примесей нет; если хочешь, спроси у Бога, из чего еще он извлекает свет, только из предельной ярости свет запредельной яркости, только из ярости свет”.
При всей этой моральной ясности Бенька не морализует – это вообще не ее амплуа; она вся про чувства и рефлексию: ничему не учит, ничего не декларирует, кроме того, что постоянно повторяет в своих интервью: даже если мы стоим на стороне справедливости, главное – не пускать в свое сердце ненависть, иначе мы уже не на своей стороне.
Один мой знакомый беларус Нью-Йорка очень точно заметил в связи с этим альбомом, что через актуальную беларускую культуру проходит красной нитью именно этот экзистенциальный мотив про “стать частью зла”: от Быкова-Адамовича—Алексиевич до заключительной сцены в “Иди и смотри” с детским портретом Гитлера. Мир — страшное и злое место, но у нас есть привилегия не играть по его правилам. Для творческого человека принять эти правила – утратить связь между собой и сияющей изнанкой мира, и это страшнее всего. Впрочем, Беньке уже ничего не страшно как проводнику хрупкой временности бытия – отсюда и песни вроде “Не печалуйся”, которая своего рода дитя-призрак “Гражданской обороны”, The Tiger Lillies с их макабрическими куплетами и несчастных замученных обэриутов (которые тоже писали детские стишки): “Где все, что было? – Там, где все, что было”.
И еще важное: альбом является важной работой про бессмертие и память – он о связи там, где уже нет никакой связи. Так, песня “Самый красивый” через трогательное школьное воспоминание продлевает случайное человеческое существо в космическое бессмертие. Слушая это, понимаешь – смерти нет, действительно. А еще вспоминаешь постулат Алистера Кроули: every man and woman is a star. Поэтому наша задача сиять – как сгусток блесток.
Органичным продолжением-ответвлением проектов Светы стала еще одна электронно-песенная коллаборация – формация WTBSK, задуманная еще в Витебске вместе с музыкантом Сергеем Новицким и воплотившаяся в Берлине как проект, а в арт-резиденции в Щецине – как уже записанный будущий альбом. Это уже не дрим-поп, а довольно мрачный IDM с нотками индустриальной хтони. По уже вышедшим синглам (“Тут нікому не месца” и “Ямка”) заметно, что в данном проекте Бенька более радикально смешивает языки, реальности и идентичности и поэтически работает скорей в жанре spoken word; эта музыка идеологически близка проекту Correspondences Патти Смит с бэндом Soundwalk Collective – звуковые и поэтические коллажи между мемуаром-автофикшном и социально-заряженной поэзией.
Песня “Ямка” – жесткое напоминание о том, что пусть память о детстве и является пространством безопасности, мы склонны вырастать в этически противоречащего своим детским идеалам чужака (“Прости, но то, что меня не убило, сделает меня тем, кто мне больше не родня”); возможен ли между этими двумя равновесно призрачными сущностями конструктивный диалог? Сама Света в аннотации сингла говорит, что это “разговор выжившего с невыжившим”. И снова мотив “выжить/забыть” – Света как будто запускает бумажные кораблики в воды Леты, чтобы понять, лечит ли беспамятство настоящее или стирает прошлое.
Я не вспомню имя реки, имя реки,
Дачного продмага, стрекозиного оврага,
пристанционного пруда, кукушкиного гнезда,
Я не вспомню, как назывался тот лес,
Где убитый кем-то щенок на третьи сутки воскрес,
А потом воспарил и исчез.
Я не вспомню слова: дым, молоко, домино,
Я не вспомню, какое в тот вечер смотрел кино,
И какой день недели меня не убил, но мог.
Но я вспомню, что, кажется, я – тот самый щенок.
Забывание как призрачный шанс продвинуться в возможность будущего, за которое платишь памятью – очень беларусская история. Музыкальный критик из прекрасного Минска нулевых не может прорваться в этот альбом из привилегированной позиции циничного подростка, и я не помню, что она чувствует, но шлю ей телеграммы из настоящего – будь бережнее, впереди столько всего, и через почти два десятка лет ты будешь типичный нью-йоркский бедный писатель, а Света будет типичный берлинский инди-музыкант, и, честно говоря, берлинский декадентский шик ей будет к лицу. При этом она останется нашей – всюду, где беларусы делают что-то во имя Беларуси, Беларусь и есть. И пока мы еще не встретились после смерти в теплом осеннем Минске нулевых, мы все обязаны друг друга развлекать и поддерживать в эти странные времена.
***
Праект падтрыманы праграмай ArtPower Belarus і фінансуецца Еўрапейскім Cаюзам.
Падпісвайцеся на культурныя навіны Reform.news у Telegram