Распространение подобного рода «демократий с определениями» представляет особую опасность для демократических институтов. Хотя любители поиграть в определения, на первый взгляд, не хоронят идею демократии как таковой, они разлагают её изнутри — подобно вирусу, который захватывает клетку, изменяя её собственный генетический код. При этом они активно играют на противоречиях и проблемах, с которыми нынешним демократиям приходится сталкиваться. Сюда относится, например, противоречие между глобализацией и национальным государством (и, соответственно, глобализированными и национальными идентичностями) и ценностный конфликт между «консерваторами» и «либералами», или между «левыми» и «правыми», затрагивающий такие чувствительные темы, как семья, гендер, сексуальная ориентация, а также проблемы социально-экономического неравенства. Существует ли «вакцина» против этого «вируса» определений?
Во-первых, здоровый политический организм должен чётко осознать, что Россию и Венгрию поразил весьма схожий политический недуг. Симпатизировать Будапешту или Москве, исходя из собственных идеологических пристастий, как это делают некоторые, – значит рисковать самому заразиться «вирусом». Важно понимать, что в случае «демократии с определениями» реальный выбор выглядит как выбор между демократией и авторитаризмом, а не между политикой «левого» и «правого» толка — в чём постоянно пытаются убедить нас сами любители «игры в определения». Кроме того: те, кто пытается обуздать авторитарные порывы венгерского правящего класса (в случае с Венгрией у Евросоюза инструментов тут немного больше, чем в случае с Россией), должны, насколько это возможно, размежёвывать вопросы идеологии и демократических институтов и процедур. Критика Виктора Орбана с идейных позиций (в первую очередь слева) позволяет ему искусно переводить разговор в другое русло, ловко подключая политический потенциал бушующих ныне «культурных войн» между «консерваторами» и «либералами», и таким образом заявлять о себе как о главном защитнике и хранителе европейских «традиционных ценностей». Ранее на эту воображаемую роль уже «пробовались» нынешние российские самодержцы, ни с того ни с сего ощутившие себя «консерваторами».
Орбан сделал «нелиберальную демократию» основой своей политической идеологии в начале своей третьей каденции (2014-2018). Есть немалая доля иронии в том, что этот термин лидер «культурной контрреволюции» позаимствовал из американской политологии, где он первоначально использовался как инструмент критического анализа. В то время как в академической политологии феномен «демократий с определениями» вызывал у исследователей всё больше сомнений, сами эти определения стали жить собственной жизнью, путешествуя из страны в страну. Риторические упражнения Орбана по поводу «нелиберальной демократии» содержат много примечательных параллелей с российской доктриной «суверенной демократии». Однако последняя появилась на свет почти на десятилетие раньше.
Понятие было введено в российский дискурс серым кардиналом от идеологии Владиславом Сурковым. Сурков определял «суверенность» демократии как качество, означающее, что российское правительство и политический процесс принятия решений в России контролируются российским народом. Такое определение подразумевает, что предыдущие попытки России построить демократию происходили в условиях, при которых этот контроль находился в чужих руках. Подобная доктрина очень хорошо вписывалась в популярный конспирологический нарратив о 90-х годах, о ельцинской России как о слабой стране, «оккупированной» Западом и контролируемой им посредством своих агентов («либералов-рыночников», «западников» и американских советников и консультантов). «Суверенная демократия», напротив, означала, что Россия «встаёт с колен» (образ, возникший несколько позже), возвращая себе самостоятельность. На практике же суверенная демократия была скорее уловкой, позволяющей «отфутболивать» всякую критику нарушений демократических норм путём указания на якобы особый, «незападный» путь российской демократии.
По мере того как путинский режим эволюционировал в сторону авторитарного национализма, на смену суверенной демократии приходили более радикальные способы размежевания с Западом. Так называемый «консервативный поворот» возродил образ России как «другой», или «настоящей», Европы, оплота «традиционных», христианских ценностей, который противостоит «морально разложившемуся» Западу, где воцарились прогрессивизм, гомосексуализм и мультикультурализм.
В Венгрии эти же темы с удовольствием принялся осваивать Виктор Орбан. В принципе, характерные сходства между двумя странами можно найти в нескольких областях. Специалисты по политической экономии режимов указывают на явные черты родства между орбановским «мафиозным государством» (термин венгерского исследователя Балинта Мадьяра) и тем, как власть срослась с олигархической собственностью в путинской России.
Параллели в области идеологии, которые можно провести исходя из систематического анализа выступлений Орбана за последние годы, не менее примечательны. Время от времени возникает такое ощущение, что венгерский премьер готовил свои речи по «методичке», изданной в Кремле. Особенно много внимания уделяется исторически существующему образу Венгрии как оплота и форпоста христианства в Европе. (Учитывая то, что Венгрия много веков прожила бок о бок с Османской империей, и длительное время была ей частично оккупирована, пространство для исторических аналогий здесь огромное). По словам Орбана, нынешняя Венгрия, как форпост христианства, подвергается постоянным атакам не только мигрантов из мусульманских стран, но и злокозненных «либералов».
С точки зрения своей идейной эволюции Венгрия во многом повторяет российскую траекторию развития: от государства, желающего создать политическую и экономическую систему по западным образцам, к государству, которое считает себя лучше «загнивающего» Запада, якобы предавшего свои собственные духовные основы. На некогда демократическом Западе, утверждает Орбан, христианство, равно как и демократия, пришли в упадок и были замещены «Европой открытого общества» (прозрачный намёк на Джорджа Сороса и его международный фонд). В такой политической системе политкорректность заменила собой правду и возможность аргументированной дискуссии. И только в Венгрии люди ещё могут свободно выражать своё мнение по политическим вопросам. В «девяноста процентах» стран Европейского Союза, по словам Орбана, «элиты» при помощи «управляемой журналистики» заблокировали возможности народа влиять на процесс принятия политических решений.
Такого рода рассуждения — в духе теории заговора — о гражданском обществе и средствах массовой информации как о марионетках очевидно перекликаются с тем, как на мир западных демократий смотрят люди, сидящие в Кремле. В их понимании западная демократическая политика является лишь фасадом, ширмой, за которой стоят всесильные элиты, манипулирующие политическим процессом. Возмущение Путина по поводу «цветных революций» — судя по всему, совершенно искреннее – является, очевидно, результатом его неспособности поверить в то, что политическая мобилизация в Украине и в других постсоветских странах может не быть «управляемой» и происходить сама по себе.
В то время как на Западе демократия, по мнению Орбана, пришла в упадок, в странах Центрально-Восточной Европы она, напротив, сохранила прежнюю жизнеспособность. Но в целом Европа стала жертвой «предательства», и если не начать за неё бороться, то вскорости она, по словам Орбана, «станет местом реализации диковинного замысла, принадлежащего хорошо организованной группе никем не выбранных лидеров-активистов, контролирующих огромные потоки капитала и мыслящих вне категорий национального государства».
С точки зрения венгерских властей, на такого рода угрозы национальному государству имеется один очевидный ответ. Чтобы защититься от того, что Орбан называет «либеральной не-демократией» (своего рода диктатурой глобальных «либералов»), Венгрия должна строить «нелиберальную демократию». Это, по его словам, не значит, что нужно полностью забыть такие либеральные принципы, как свобода. Скорее, следует заменить существующую либеральную идеологию на «иной, особый, национальный подход».
В связи с этим предполагается, что не существует и универсальных критериев демократичности, единой характеристики демократии, которую можно было бы «навязывать» остальному миру. Напротив, все культуры различаются, у каждого народа есть свои особенности и посему своя «уникальная политическая система». В контексте сравнения двух стран данный аргумент к культуре, к «национальному характеру», к уникальности (или к «самобытности», как сказали бы российские идеологи особого пути) выглядит до боли знакомым.
Таким образом, в своём понимании нелиберальной демократии Орбан может во многом считаться последователем и учеником Путина. С точки зрения идеологии и пропаганды его «игра в определения» позволяет нейтрализовать критику нарушения демократических норм таким же образом, как это в своё время делала доктрина «суверенной демократии». Можно ожидать, что по мере того, как ситуация с демократией в Венгрии будет ухудшаться, в эту игру определений власть будет играть всё чаще.
Но на этом проблемы не заканчиваются. Равно как и Путин, Орбан стремится сделать из своей идеологии экспортный товар. И, в отличие от Путина, действующего опосредованно, через своих агентов на Западе, Орбан имеет непосредственный доступ к основным политическим площадкам Евросоюза. Его партия Fidesz (Фидес) является членом Европейской Народной Партии, заседающей в Европарламенте. Ни у этого мощного политического объединения (которое лишь недавно в конце концов решилось приостановить членство Fidesz в ответ на слишком ярые выпады против Евросоюза), ни у каких-либо других европейских сил и институтов до сих пор не получилось как следует обуздать венгерского премьера. Более того, речи Орбана (как, впрочем, и путинская идеология) находят отклик в сердцах немалого количества людей на Западе. Идеология «иллиберализма» может выглядеть весьма привлекательно для тех, кто страшится глобальных миграционных потоков, выступает решительно против гипотетической трансформации Евросоюза из «конфедерации» государств в централизованную федерацию — в ущерб национальному суверенитету. Равно как и для тех, кто считает, что волна леволиберального прогрессивизма и «политкорректности», захлестнувшая Запад, на данном этапе начала представлять угрозу здравому смыслу и свободе слова.
Особый парадокс, однако, состоит в том, что политический проект Орбана также находит отклик у людей, живущих в России и на постсоветском пространстве, или у выходцев из этих стран, перебравшихся на Запад. Сюда могут относиться и те, кого по историческим и политическим причинам сложно заподозрить в симпатиях к Владимиру Путину. Похоже, что на некоторых обаяние венгерского «консерватизма» действует безотказно, даже несмотря на то, что, как с идеологической, так и с политэкономической точки зрения, режимы в Будапеште и в Москве демонстрируют немало неприятных сходств – с учётом того, конечно, что венгерская версия «иллиберального» режима пока что существенно мягче российской. (Помимо всего прочего, Евросоюз является здесь важным сдерживающим фактором, не допускающим окончательного скатывания к диктатуре постсоветского типа).
Сторонникам консервативных ценностей как на Западе, так и на Востоке важно уяснить одну вещь: Венгрия является в первую очередь полем битвы не «консерваторов» и «либералов», а демократии и восточноевропейского патримониального авторитаризма. В частности, выходцы из таких стран Центрально-Восточной Европы, как Беларусь и Украина, должны чётко осознать, что, поддерживая Орбана, они косвенным образом поддерживают и Путина. Идеологические разногласия «консерваторов» и «либералов», или «правых» и «левых» (как бы сильно последние ни раздражали друг друга), необходимо отложить в сторону, когда речь идёт о спасении самого института демократии, т.е. тех норм и процедур, которые позволяют эти самые разногласия разрешать цивилизованным путём.
Не менее важно, однако, и то, что критики Орбана (особенно это касается т.н. «леволибералов» с их «политкорректной» идеологической повесткой) должны выработать гораздо более гибкую стратегию. Орбан является не только харизматичным, но и чрезвычайно талантливым и хитрым политиком. На настоящий момент он преуспел в искусстве переводить разговор с конкретных проблем венгерской демократии на более общую тему ценностного, консервативно-либерального конфликта, который в последние годы протекает особенно остро. Поэтому такие идеологические вопросы, как миграция, мультикультурализм, сексуальная ориентация и семья – которые сами по себе могут и должны являться предметом нормального демократического обсуждения — необходимо, насколько возможно, отделять от более конкретных, процедурных вопросов о демократических стандартах в Венгрии. Речь идёт, например, о неравном доступе оппозиции и власти к средствам массовой информации, об использовании бюджетных средств на нужды правящей партии в ходе предвыборной кампании и прочих хорошо знакомых русскоязычному читателю постсоветских практиках удержания власти, которые были зафиксированы, например, в официальном отчёте ОБСЕ по итогам венгерских парламентских выборов 2018 года.
Разумеется, отделить «процедурные» вопросы от «ценностных» можно далеко не всегда. В отличие от постсоветских авторитариев, Евросоюз жёстко связан своими собственными нормативными актами, обязывающими его защищать права человека — включая права меньшинств, которые зачастую как раз и становятся камнем преткновения между консерваторми и прогрессивистами. Тем не менее критикам Орбана — если они хотят преуспеть — необходимо минимизировать его возможность подключать пропагандистский ресурс «культурных войн» и утверждать, что критика его режима является частью «либерального» заговора против христианства и против Венгрии как последнего оплота национальной культуры и традиционных ценностей в Европе.
Алексей Кожарский, научный сотрудник Карлового Университета (Прага) и Университета Коменского (Братислава)
***
Эта статья является частью проекта #DemocraCE.
Оригинал публикации @visegradinsight.
Перевод на русский специально для #RFRM.
***
Понравился материал? Успей обсудить его в комментах паблика #RFRM на Facebook, пока все наши там. Присоединяйся бесплатно к самой быстрорастущей группе реформаторов в Беларуси!