Иллюстрация: Visegrad Insight
Доклад «Scenarios for Eastern Partnership 2030» (Сценарии для «Восточного партнерства» 2030), описывающий возможные сценарии развития региона, был представлен 16 марта в Варшаве.
Авторы документа – старший научный сотрудник по Центральной и Восточной Европе Американского Фонда Маршалла Йорг Форбриг и главный редактор «Visegrad Insight», руководитель фонда «Res Publika» Войцех Пшибыльски описали наиболее вероятные варианты развития ситуации в регионе. В основу документа легли консультации, дискуссии и круглые столы с аналитиками, журналистами, политиками, гражданскими активистами, бизнесменами и представителями цифровой индустрии из Беларуси, Украины, Молдовы, Грузии, Азербайджана и Армении, а также экспертами из Словацкой ассоциации внешней политики, Чешской ассоциации международных отношений, Венгерского центра Евроатлантической интеграции и демократии, совета «Украинская призма» и iSANS.
Александр Отрощенков изучил доклад и поделился самым примечательным с читателями Reform.by.
«В 2009 году Европейский Союз и шесть его восточных партнеров запустили программу «Восточного партнерства» с целью «построения общего пространства демократии, процветания, стабильности и усиливающегося сотрудничества». Но десятилетие спустя процессы, происходящие в странах-участниках программы, очень разные. С одной стороны, Грузия, Молдова и Украина стали на курс трудной демократической и экономической трансформации и выстроили как никогда близкие и разветвленные соглашения о визовом режиме и свободной торговле с Европейским Союзом. Недавно на этот путь стала четвертая страна – Армения. В то же время Азербайджан и Беларусь сохраняют приверженность авторитарному status quo, который препятствует реализации всего потенциала сотрудничества с ЕС. Ситуация усложняется последовательным интенсивным и агрессивным наращиванием влияния России, которая одновременно является и соседом региона стран «Восточного партнерства», и стран ЕС», – говорится во вступлении.
Создатели доклада собрали прогнозы экспертов о том, какие процессы будут происходить в регионе стран «Восточного партнерства» и вокруг них в 2020-2030 годах, и объединили их в 4 вероятных сценария.
В ближайшие десять лет при отсутствии особых политических задержек или турбулентности в сфере безопасности большинство стран «Восточного партнерства» будут иметь достаточно неплохие шансы на политическую ассоциацию и экономическую интеграцию с ЕС. Мягкая сила крупнейшего в мире торгового союза и стремление получить выгоду от большей экономической интеграции и технического сближения стандартов разовьется в прагматическое, не бросающееся в глаза, но эффективное сближение. Не будет громких лозунгов, символов или ожиданий членства в ЕС, но прямые иностранные инвестиции, торговля и экономическая взаимозависимость будут возрастать и приводить к развитию инфраструктуры и взаимопроникновению.
В свою очередь это приведет к эффективной консолидации внутри самого «Восточного партнерства», по крайней мере в случае Украины, Грузии и Молдовы, на основании соглашений об ассоциации (АА) и свободной торговле с ЕС (DCFTA).
Три других страны региона «Восточного партнерства» – Азербайджан, Армения и Беларусь — будут двигаться в том же направлении, но в более незаметных формах интеграции, ведомые прагматизмом, но сдерживаемые своими связями с Россией.
Эта дивергенция поставит Европейский Союз перед необходимостью переформатировать «Восточное партнерство», учитывая разницу подходов к отношениям с этими двумя группами стран. При этом перед Еврокомиссией будет стоять задача построить такую форму сотрудничества, которая позволит сохранить позитивную траекторию на сближение, но избежать акцента на «геополитический» нарратив. В противном случае это могло бы вызвать острую реакцию со стороны Москвы, которая увидит, что такая интеграция слишком далеко и слишком быстро уводит страны региона с ее орбиты. Тем не менее политический каркас останется на повестке дня, поддерживаемый его лоббистами в ЕС – Швецией, странами Вышеградской четверки, Австрией и Германией, каждая из которых играет заметную роль в успехах, достигнутых в рамках политики добрососедства, включая несколько Соглашений об ассоциации, Соглашений о свободной торговле и визовую либерализацию.
В то же время в самих странах региона отсутствие серьезных политических изменений приведет к ощущению стагнации. Пока будут происходить технические улучшения – такие как создание унифицированной сети сотового роуминга и повышение уровня жизни, — сохранится сильный недостаток политики, отвечающей вызовам гражданского общества.
Тот факт, что ЕС будет демонстрировать все меньше желания усиливать демократию в регионе, приведет к росту числа тех, кто критически настроен к европейскому проекту. Востребованность верховенства права будет ограничена только частной собственностью, контролем за исполнением контрактов, арбитражем, инвестициями. Но некоторый рост уровня жизни может привести к обратной миграции в страны «Восточного партнерства».
России не удастся предложить альтернативу увеличению торговли и экономическому росту, и она будет предпринимать попытки затормозить процесс интеграции, наращивая взаимопроникновение со странами «Восточного партнерства». Москва может прибегнуть к ограниченному, но грубому применению силы в тех странах, где будет возникать возможность более глубокой политической интеграции с ЕС.
В течение десятилетия страны «Восточного партнерства» достигнут осязаемого, но ограниченного прогресса по пути в Европу, а последующий прогресс будет возможен лишь при новом расширении ЕС. Этот «режим ожидания» будет вымывать из этих стран заметную часть наиболее молодых, предприимчивых людей, что будет нести угрозу радикализации внутренней политической сцены.
Беларусь не ставит целью ускорение заключения экономических соглашений с ЕС. Тем не менее рост торговли и появление новых связей и инфраструктуры между Беларусью и ЕС неизбежны, особенно в свете новой логистики доставки нефти и газа. Беларусские власти запускают мощную имиджевую кампанию с целью привлечения инвестиций и обеспечивают абсолютные гарантии иностранной собственности, инвестиций и персонала. ЕС, в свою очередь, инвестирует в поддержку инфраструктуры и энергетических проектов, чтобы обеспечить соответствие беларусской энергетической системы стандартам ЕС. Сотрудничество в военной сфере и безопасности с ЕС и НАТО остается на низком уровне, но программы обмена и обучения чиновников происходят более активно, чем во все предыдущие десятилетия.
При сохранении высокого спроса мировой экономики на нефть и газ и недостаточности усилий по поддержке «зеленой» альтернативы России удается модернизация армии и экономики, несмотря на сохранение режима санкций. Россия идет в наступление и предпринимает новые меры для проекции своей власти и влияния на ближайших соседей. Возникновение нового конфликта в одной из стран «Восточного партнерства» ставит крест на амбициозных планах на ассоциацию и интеграцию с ЕС.
Москва успешно завершает строительство «Северного потока-2» и сполна черпает из него политические и экономические выгоды. В свете кризиса внутри ЕС и НАТО несменяемое политическое руководство России решает воспользоваться слабостью своих европейских соседей и взять под контроль стратегические секторы экономики стран «Восточного партнерства».
Напряжение между Москвой и отдельными лидерами стран «Восточного партнерства» приводит к тому, что Россия действует агрессивно, желая продемонстрировать свое желание и возможность контролировать весь регион. После длительного конфликта по поводу прибыли от транзита энергоносителей с Беларусью, Россия вводит войска для обеспечения безопасности транзитной инфраструктуры, а также берет под контроль другие стратегические объекты.
С этого момента Минск ограничен в пространстве для маневра исключительно двусторонними отношениями с Москвой, а его европейское направление оказывается под еще более строгим контролем восточного соседа, что подвешивает возможность вовлечения в «Восточное партнерство».
В других странах Москва сохраняет финансовые связи с политическими элитами и успешно комбинируя мотивирующие инструменты с угрозами принуждает их правительства действовать исходя из интересов России. В результате этого Европейское Партнерство превращается в инструмент распространения российского влияния против ЕС посредством ползучей коррупции. В целом направление Европейской интеграции подкошено поддержкой напряжения в точках замороженных конфликтов и спонсированием маргинальных политических групп, которые дестабилизируют политическую сцену как в странах «Восточного партнерства», так и западнее.
Как следствие, одни страны ожидает разделение (Украина) и поляризация (Молдова), крушение системы разделения властей и борьба за экономическое выживание, а другие – прямая зависимость и попытки избежать еще более близкой интеграции с Россией (Беларусь). На Кавказе Армения и Азербайджан возлагают на российскую дипломатию надежды на решение конфликта (в Нагорном Карабахе – reform.by).
Грузия пытается сохранить максимально близкие двусторонние отношения с США, но американская тенденция к изоляционизму и неоднозначная оценка правящей в Грузии коалиции открывает дверь для еще большего давления и роста влияния России.
Внутри ЕС распространяется дезинформация и нарративы, подрывающие у общества чувство уверенности. В цифровой сфере происходят скоординированные кибератаки, в результате чего ЕС становится все более слабым и дезорганизованным в своей способности противостоять гибридным угрозам. Сохраняется нелиберальный тренд в странах Вышеградской четверки, в результате чего в ЕС уменьшается количество сторонников углубления отношений со странами «Восточного партнерства». Более того, в странах ЕС набирают популярность националистические и евроскептические силы, которые опережают традиционные европейские политические партии. Это приводит к тому, что консенсуса внутри европейских структур становится достичь все сложнее. Пользуясь ослаблением ЕС, свое экономическое и политическое влияние в Европе усиливает Китай.
Турция поддерживает партнерские отношения с Россией во многих областях, что ослабляет альянс НАТО.
К 2030 году Россия устанавливает гегемонию во всем регионе, а ЕС оказывается слишком слабым, чтобы выступить с привлекательным предложением странам «Восточного партнерства». В ситуации, когда Москва получает рычаги для определения будущей формы Европы, теряется весь прогресс, достигнутый в направлении построения безопасности в Восточной Европе. Этот регион теряет веру в проевропейских лидеров и соглашается на большую зависимость от России.
Обнаружив редкое открытие окна возможностей, лидеры ЕС приветствуют изменения подхода к России с целью снизить экономическое и политическое напряжение и обеспечить почву для новой европейской структуры безопасности. Экономическая рецессия оказалась менее разрушительной, чем предполагалось, закончилась периодом стабилизации. Основные внутренние и международные проблемы не стоят так остро, но и не разрешены. ЕС соглашается закрыть глаза на политические противоречия, отдав приоритет экономическому развитию.
Доведены до конца отвечающие этим приоритетам проекты, такие как «Северный поток-2», начинают реализовываться другие в стремлении связать российские и европейские интересы в экономике и безопасности. Тем временем США переключает свое внимание на Китай, и в продолжающейся конкуренции за ресурсы Европейская безопасность все больше зависит от России. Такой разворот, который напоминает осторожный но оптимистичный подход из 1990-х, закрывает своей тенью цели «Восточного партнерства».
В то же время появляются знаки, говорящие о том, что в России вот-вот произойдет транзит власти и, хотя он остается управляемым процессом, возрождаются некоторые надежды на демократию. Хотя ее внимание сосредоточено на внутренней динамике, присутствие в регионе продолжается через поддержу замороженных конфликтов. Но в Европе происходит экономический кризис, и санкции, наложенные на Россию за Украину, атакованы политиками, желающими возвращения на российский рынок.
Желание найти соглашение между ЕС и Россией подогревается фактором Китая, чье растущее влияние является предметом беспокойства как в Москве, так и в Брюсселе.
Пока ЕС улучшает отношения с Россией и отказывается от идеи интеграции стран «Восточного партнерства», Россия готовится воспользоваться ситуацией недовольства и фрустрации в регионе и предлагает новые экономические стимулы. Шесть стран «Восточного партнерства» возвращаются в уже знакомое состояние опасной зависимости от России, а интеграция с ЕС не выглядит более реальной альтернативой. К концу 2030 года демократический прогресс в этих странах полностью остановливается. Их гнетет внешнее экономическое и политическое влияние, что ограничивает возможности их общественных институтов и сдерживает проевропейские амбиции.
Беларуси приходится познавать трудности рыночной экономики. Растущие цены на топливо, налоги, закрытие государственных заводов, новые рыночно-ориентированные финансовые регуляции и финансовая стратегия Нацбанка положат конец дотациям, которыми раньше финансировались государственные предприятия. Поставка сырья и энергоносителей диверсифицирована, и беларусская квази-социалистическая модель подходит к концу. Для Европы и Китая роль Беларуси в предоставлении надежного автомобильного, железнодорожного и трубопроводного транзита остается ключевой, особенно в свете растущей непредсказуемости и отсутствия эффективного контроля в Украине.
Эмансипаторская сила гражданского общества определять, защищать и требовать изменений в обществе становится ключевой в будущем региона «Восточного партнерства». В этих странах, как и во всем мире, происходит рост роли протестных движений с видимым влиянием на политический процесс. Люди на улицах создают политическую повестку, требуя стабильности, доступа к образованию и экономическим возможностям.
Изменения последних лет привели к конструктивной и реалистичной переоценке прошлых неудач, признанию необходимости фундаментальных изменений в подходах и признание ограниченной возможности изменять регион извне. Это перекликается со слабеющей Россией, которая не является привлекательной ролевой моделью для стран «Восточного партнерства». И надеждой на изменения становятся только местные активисты, которые опираются на реальные устремления людей.
Этот сценарий на дает перспективы скорейшей или более реальной интеграции в ЕС, но создает стратегическую перспективу обретения народами региона самодостаточности и способности следовать устремлениям своих граждан. Это означает, что страны «Восточного партнерства» в каком-то смысле предоставлены сами себе и должны построить собственные возможности и инструменты для более плотного межрегионального сотрудничества и взаимопроникновения. Впрочем, эти возможности тормозятся упрямым характером руководителей некоторых стран региона, что приводит к мобилизации общества и давлению снизу, как это произошло во время недавней «бархатной революции» в Армении.
Поддержка таких эмансипационных усилий со стороны ЕС очень ограничена. Хотя и присутствует некоторое символическое подбадривание от стран Балтии и Северной Европы, ключевую роль играет франко-германский тандем. Поддержка носит моральный характер и не имеет ощутимых форм. Поэтому новые лидеры появляются спонтанно из гражданского общества, поддержанные гораздо большим кредитом доверия, чем постсоветское поколение, которое они сначала маргинализуют, а затем заменяют.
Эти новые лидеры завоевывают свою легитимность тем, что бросают вызов коррупции, борются за верховенство закона и куют фундамент для долгосрочных изменений. Как следствие, реформы способствуют более тесной интеграции шести стран «Восточного партнерства» с перспективой создания региональной зоны свободной торговли.
Наличие ярких демократических лидеров и опора на них являются также уязвимостью системы, которая нуждается в институализации демократических процессов.
Через десять лет движимые глобальной волной протестов страны «Восточного партнерства» уверенно строят общества, основанные на демократических стандартах, и выстраивают системную устойчивость, как стержень суверенного сопротивления внешнему влиянию.
Уличная активность и гражданское общество в Беларуси играют наименьшую роль в сравнении с другими странами региона, хотя беларусские власти вынуждены уделять значительно больше внимания социальным запросам. Правительство сохранит серьезные ограничения на публичные собрания диссидентов и политическую самоорганизацию граждан. Ведущую роль в изменении социально-экономического ландшафта и правил игры для бизнеса сыграют молодые технократы. Эта группа молодых реформаторов постепенно, в ближайшее десятилетие, трансформируется в политический класс выше среднего. Так или иначе, частично они останутся заложниками существующего политического опыта в построении своего видения реформ.
***
Понравился материал? Успей обсудить его в комментах паблика #RFRM на Facebook, пока все наши там. Присоединяйся бесплатно к самой быстрорастущей группе реформаторов в Беларуси!