«Выяснилось, что беларусы не такие уж и котики»: беларусские фотографы и режиссеры — о ситуации на границе

Reform.by нашел три фильма о беженцах, снятых беларусскими фотографами и режиссерами за последние пять лет.

Два проекта — «Обед» (LUNCH) Максима Сарычева и «Чистилище» Тани Свирепа — о миграционном кризисе в Бресте, когда за последние пять лет беларусско-польскую границу пытались пересечь беженцы из Чечни. Еще одна картина — игровая лента Влады Сеньковой From a great height — рассматривает вопрос беженства в более широком ключе, проводя параллели между молодыми людьми из Беларуси и Сирии.

Reform.by посчитал важным связаться с авторами работ, чтобы расспросить об их проектах, отношении к происходящему тогда и сейчас, а также о реакции беларусов на гуманитарную катастрофу на границе сегодня.

«Даже руки мои не снимай!»

Видеоработа художника и фотографа Максима Сарычева «Обед» (LUNCH) была создана еще в 2016 году. Автор известных фото- (I don’t want to kill you, Blind Spot, Cold Spring, Stolen Days, 404: Not Found) и видеопроектов (A friend with two paws, Food not bombs) был одним из первых представителей арт-сообщества, кто отозвался на тогдашнюю ситуацию в Бресте.

— В разное время в городе скапливалось от 50 до 500 человек, — вспоминает происходящее в Бресте Максим Сарычев. — Люди бежали от режима Кадырова. Они пытались поехать на электричке в Польшу, просили политического убежища. Но им отказывали — отказывали даже в подаче заявления на прошение убежища, и просто отправляли назад. Одна семья или человек мог совершить тридцать-пятьдесят попыток, но так и остаться ни с чем. Я тогда впервые столкнулся с беженством на нашей территории.

На вопрос, почему фотограф решился тогда поехать в Брест, он отвечает, что это был естественный интерес к незнакомой теме и людям, попавшим в беду. Максим Сарычев считает, что, чтобы в чем-то разобраться, нужно с головой погрузиться в дело.

— Все дело в том, что пока не поедешь и не увидишь все своими глазами, эти люди так для тебя и остаются какими-то абстрактными чуваками на границе, — поясняет Максим свою позицию. — Сложно будет понять, в какой ситуации они оказались. Поэтому я поехал. Вот прямо так: утром пил кофе, проверял почту, а уже вечером был в Бресте и беседовал с людьми, для которых местный вокзал превратился в вечное место ожидания. У многих из них уже кончились деньги, им негде было ночевать и они спали просто на скамейках в зале ожидания.

Все увиденное фотографа сильно «дернуло». Максиму удалось установить контакт с людьми, которые осели в «вечном аэропорту» Брестского вокзала, но без помощи не обошлось.

— Какой может быть уровень доверия между человеком, который находится в этой ситуации, в бегах, и мной, художником, которого он видит в первый раз? Они все держались на дистанции, — описывает ситуацию мой собеседник. — Мне помогли волонтеры организации Human Constanta, которые поддерживали беженцев, и те им доверяли. Волонтеры полностью выстроили коммуникацию между нами и мигрантами, сделав возможным работу с этими людьми. Только благодаря их помощи мне удалось установить какой-то контакт, узнать некоторые их истории и договориться о своем перформансе.

Увидев происходящее, Максим решил тогда сделать своеобразный перформанс, действо, зафиксировав его на видео. В пятиминутном фильме художник снимает обед чеченских детей в ресторане Брестского вокзала, почти ничем не примечательную трапезу, которая на самом деле является актом присвоения чужого пространства.

Автор так прокомментировал свою идею.

— Форма перформанса возникла как-то сама собой. Я сразу среагировал на этот контраст: богатые залы Брестского вокзала, сталинский ампир — все такое возвышенное, пафосное и во всем этом помпезном советском великолепии находятся люди, которые не могут в полной мере этим насладиться. Они чужды этому пространству, и оно — им.

И что на вокзале могут делать дети? Как они питаются? В лучшем случае, это какой-нибудь роллтон. Что из горячего могут придумать люди, у которых заканчиваются деньги? Поэтому мне и пришло решение арендовать ресторан на вокзале на три часа и сделать там банкет для детей. Накормить их и одновременно захватить это пространство, апроприировать, дав его тем, кто не может им воспользоваться.

Максим Сарычев подчеркивает, что для него было важным сделать фокус именно на детях.

— Потому что в этой ситуации они самые уязвимые, — поясняет автор.

И еще фотограф вспоминает во время общения с беженцами реакцию одного мужчины, которого он встретил на вокзале пять лет назад.

— Я попросил его о фотографии, а он ответил: «Даже руки мои не фотографируй!». Такая резкая фраза. Мужчина настолько боялся, что его могут узнать даже по рукам, что он не позволил себя сфотографировать.Тогда я удивился и подумал: «Вот это да! Вот это уровень страха». А потом случился 2020 год, и я вспомнил того мужчину.

Я узнал себя в прошлом году в этом герое и более того — половину беларусов, — проводит параллели художник. — С каждым месяцем мы погружались на дно — с уровнем преследования, повышения рисков и всего остального, и каждый раз я все больше и больше узнавал в беларусах того чеченского беженца. Мы все в него постепенно превращались.

И тем более для фотографа как минимум удивительной стала реакция беларусского общества на сегодняшнюю гуманитарную катастрофу на границе.

— Тут я не буду касаться политической ситуации: кто, кого, и для чего использует, — делится Максим Сарычев. — Но я очень разочарован тем, как среагировали на миграционный кризис беларусы. Уровень ксенофобии, неприятия другого человека, который отличается, как оказалось, в нашем обществе очень высок. Все эти разговоры в соцсетях напомнили мне ситуацию, когдя я в восьмом классе убегал с хардкор-концерта от нацистов. Они хотели меня избить, потому что у меня была цепь на штанах (им она не понравилась) и я слушал другую музыку. То, как говорят о мигрантах, напомнило мне ту нетерпимость.

Не обрадовала фотографа и реакция Польши и Евросоюза на наплыв беженцев.

— Я бы подобрал такое сравнение — они действуют как такой закрытый клуб, представители которого не хотят делиться своими ресурсами. Нам нужны специалисты, которые будут платить налоги и поддерживать наш закрытый клуб обладателей паспортов шенгенской зоны. Но кажется, кто-то забывает, за счёт чего исторически их государства получили свои богатства — за счёт колониализма и бесконечной эксплуатации других стран. Это неудобный этический вопрос — проще построить повыше стены и политически спекулировать на защите государств и своих культур от «ужасных мигрантов». Мне такая позиция чужда и я очень разочарован реакцией европейских государств, которые показали себя с такой стороны.

И все же Максим Сарычев возвращается к отношению беларусов к чужой беде. Пытаясь найти причину ксфенофобских настроений, он предполагает, что здесь сыграли свою роль и отсутствие частого общения с людьми других наций, вероисповеданий (как часто, в целом, беларусы, выезжали за границу?), и желание, возможно, в каком-то смысле отыграться на других.

— Когда эту ситуацию сложно представить, то, конечно, легче думать, что в этом всем есть какой-то подвох, — высказывается автор. — Мол, наверное, у них, у мигрантов, много денег. Давайте тогда посмотрим сколько стоят их телефоны. Ага, недешевые, значит они здесь точно не просто так, а ищут «халявы», — проецирует реакцию многих беларусов мой визави. — Но я думаю, что когда люди в минусовую погоду сидят в лесу, явно у них есть очень большие причины, чтобы там находиться. И не важно, какой версии у тебя айфон, — это не показатель и не причина, чтобы отказать этому человеку в помощи.

— Конечно, когда за последний год с нами столько всего произошло, очень сложно переключиться и думать о других людях, — соглашается со сложившейся ситуацией художник. — Но по крайне мере, можно не осуждать тех, кто ищет лучшей жизни.

«Просто один п@#ц наложился на другой»

Документальную ленту «Чистилище» фотографки Тани Свирепа можно считать художественным свидетельством, которое вышло еще совсем недавно — в 2019 году. Ситуация с чеченскими беженцами к тому времени не разрешилась, и Таня среагировала на нее, как и ее коллега Максим Сарычев — с желанием разобраться в происходящем.

— Моя родина — это деревня в Пружанском районе. Я ездила в Брест и встречала там толпы мигрантов. Мне стало интересно, что же люди там делают, — рассказывает она о своем первом впечатлении.

А дальше фотографка узнала о том, что происходит, и начала снимать документальный фильм. Тане удалось не только зафиксировать муторную рутину пребывания мигрантов на вокзале, но и немного пообщаться с семьями в их съемных квартирах, домах, где они выглядели более раскованно.

— Хочу отметить, что среди моих героев были не только люди из Чечни, — уточняет режиссерка. — Например, была одна пара, где женщина — из Азербайджана, а муж — из Ирака. Мужчина принял христианскую веру и был вынужден бежать из своей страны, потому что его хотели убить. Истории были разные. Эти люди — они были очень закрытые и напуганные, многие из них пережили войну. И разумеется, пустили они меня к себе далеко не сразу, — рассказывает авторка.

Контакт с мигрантами, как и Максиму Сарычеву, Тане Свирепа помогли наладить волонтеры из Human Constanta.

— Без участия и помощи моего друга Кирилла, который работает в организации, и фильма бы не было, — подчеркивает она. — Спасибо ему еще раз за все. Никто из этих людей не подпустит к себе человека с улицы. Повторюсь, они очень закрытые, многие из них пережили войну, бомбежки. Например, одна семья привыкала ко мне несколько месяцев: нас познакомили зимой, а они согласились пустить меня в свой дом только весной.

Фотографка рассказывает, что ее тогда глубоко поразило отношение к беженцам с беларусской и польской стороны.

— Ситуация, напомню, была такой, — делится моя собеседница. — Беженцам, для того, чтобы добраться до границы, нужно было купить билеты на нужный поезд туда и обратно для всей семьи. Квартиры, которые они снимали, были по повышенному тарифу, так как брестские арендодатели не доверяли приезжим. Миграционная комиссия, которая принимала решение по их вопросу, чаще всего разворачивала людей из-за ошибок в документах. Я в фильме привожу данные от Human Constanta: только 8% из примерно 1600 семей удалось попасть в Польшу. Можно представить, сколько людей осталось ни с чем.

В фильме есть сцена, когда из уборной выносят мужчину в крови.

— Этот человек просто решил покончить с собой в туалете, когда ожидал решения миграционной комиссии, — поясняет режиссерка картины. — Мне эти кадры передали знакомые: я на границу попасть не смогла; эти съемки оттуда.

— Выживали и добивались успеха по сути те, у кого остались какие-то сбережения, — добавляет фотографка. — У других просто заканчивались деньги и они уезжали разочарованные и опустошенные.

Таня Свирепа назвала свой фильм «Чистилище», подразумевая, что люди на вокзале были вынуждены долгий срок ожидать решения миграционной комиссии — равнодушного к их судьбам «суда», покинув ад — свою страну, где их преследовали, им угрожали. В документальной ленте используются экспериментальные элементы — повторяющие «гифки», которые фиксируют рутину вокзала, места, где «застряли» беженцы.

— Этот прием называется «бумеранг». Мне кажется, что он создает такой психоделический эффект. Некоторые зрители говорили, что их начинало укачивать, — но этого ощущения мне и хотелось добиться, — признается авторка фильма.

Таня Свирепа уточняет, что путь через Брест в Польшу для мигрантов был закрыт в 2020 году.

— Когда началась пандемия, пограничники окончательно остановили поток мигрантов, — констатирует моя собеседница.

На вопрос, как сегодня Таня назвала бы ситуацию, которая происходит на беларусско-польской границе в Брузгах и Кузнице, она реагирует эмоционально.

— Это п@#ц, на мой взгляд! — не скрывает она своего отношения. — Сегодня мигрантов ненавидят все: и польская сторона, и беларусская! А люди застряли на границе в холода! Я даже не знаю, как это называть: сейчас это уже не чистилище, а действительно ад. Не знаю, как беларусов научить толерантности, но представьте, что это вы находитесь в Курдистане, вы хотите убежать от тех, кто вас преследует, ищите лучшей жизни, а вам отвечают — уходи отсюда, тебя здесь никто не ждет.

Фотографка считает, что в Беларуси создана «прекрасная» среда для развития внутренней агрессии.

— На мой взгляд, реакция [беларусов] закономерна. У нас диктатура, христианство все больше принимает агрессивный характер, в стране распространено домашнее насилие. Это как на известной картинке: начальник кричит на подчиненного, подчиненный — на свою жену, жена — на ребенка, ребенок — на кота. Эмигранты в данной ситуации выступают в роли того самого кота, на которого все выплескивают свою агрессию. Не стоит удивляться тому, что в один прекрасный момент несчастный кот не выдерживает, — говорит Таня Свирепа.

— Самое печальное, что оказалось, что те самые беларусы, которыми мы восхищались в последний год, в данной ситуации не такие уж и котики, — резюмирует она.

На часто звучащее в соцсетях высказывание о том, что миграционная повестка отвлекает от ситуации с политзаключенными, авторка «Чистилища» отвечает так.

— Никто не хочет поменять повестку. Мигранты не задумываются о наших политзаключенных, как и наши политзаключенные не задумываются о судьбах мигрантов. Просто все происходит параллельно: один п@#ц наложился на другой. Я бы сказала, что в том, что сейчас происходит, не виноваты ни мигранты, ни политзаключенные. Это просто игры военной хунты, а также наша ксенофобия и нетерпимость. Плюс лицемерная позиция стран Евросоюза, которые считают, что создают блага только для себя.

И все же Таня Свирепа надеется на благоприятный исход событий.

— Я очень надеюсь, что этих людей не оставят умирать в лесу. И если не разберутся в их ситуации и не пропустят в Польшу, то хотя бы купят им билеты обратно.

«Не давать рождаться в себе ненависти и агрессии»

Короткометражный фильм беларусской режиссерки Влады Сеньковой From a great height стал ее второй яркой работой, прозвучавшей на международных кинофестивалях. Как рассказывает Влада, к идее сопоставления двух беженцев — беларусского призывника, который бежит от армейской службы, и сирийского парня, убегающего от войны в своей стране, она пришла, благодаря интервью в медиа.

— Это был 2017 год. Я прочитала историю о сирийце, который открыл в Минске ресторан быстрого питания или что-то в этом роде. Статья была на «т*т.бай», — вспоминает авторка. — Он говорил, что бежал от войны, что там остались его родственники, он переживает за них. А потом я прочитала комментарии к этому материалу и была в шоке. Проанализировав все то ксенофобное дерьмо, которое лилось изо ртов моих соотечественников, я решила снять кино о том, что мы тоже беженцы вообще-то. Да, мы делаем это легально. Но у нас намного больше возможностей сделать это легально. Поговорим теперь о беларусах, которые получают политическое убежище в америках, не особо имея к этому причин. Но почему-то это считается нормальным.

Влада Сенькова честно и резко высказывает свою позицию по отношению к происходящему сейчас, считая, что теперь беларусы к тому же ищут виноватых в тех людях, которые сегодня пытаются попасть в страны Евросоюза, штурмуя границу.

— Мне кажется, что сейчас нам просто нужно найти виноватых в том, что все идет не так, как мы хотели. Мы злы и рассержены. Сначала виноватыми были уехавшие, потом оставшиеся, теперь мигранты, — рассуждает кинематографистка. — Я понимаю прекрасно, что технически это инструмент, который может влиять на наше будущее. Но нельзя винить ребенка, мать которого умерла в родах. Сейчас меня опять «заклюют» за это сравнение. Не было бы этих мигрантов, были бы другие. Поэтому в данной ситуации это прежде всего наша огорченность происходящим.

— Дальше идет стереотипизация мышления, конечно же, от необразованности, — продолжает она делится своей точкой зрения. — Мусульманин — значит террорист. И почему-то начинается: «А для чего они едут на Запад? Подозрительно». Такое удивительное волнение за то, как это повлияет на Запад и что там может произойти, в то время как дома руины. Потом идет зависть: «Вот им дадут пособия, а я должен работать». Или: «Вот беларускам не передают прокладки в тюрьмах, а этим везут». Ну и, конечно, это наша закрытость. Мы не жили в мультикультурной среде. Да, я понимаю, что у многих есть опыт парижев, но Беларусь не была мультикультурной. И это, конечно, очень сильно влияет на границы восприятия того, как может быть.

Режиссерка картин «Граф в апельсинах», II («Два»), считает, что в первую очередь всем нужно оставаться Людьми.

— Я не призываю людей бросаться на помощь. Я просто хочу, чтобы мы были немного терпимее к людям и пытались встать на их место. Это сейчас мы стали более свядомыми. А два года назад? Люди упрекают мигрантов, желающих лучшего для своих семей, потому что те не прочитали о нашей ситуации и не подумали о беларусах и их политзаключенных. Но у меня тогда ответный вопрос: почему курды должны были подумать о наших политзаключенных, а вы продолжаете покупать савушкины творожки?

Да, сейчас происходят агрессивные действия со стороны мигрантов, — соглашается кинематографистка. — И конечно, мне это не нравится, и я это осуждаю. Но я бы предложила всем представить себя на земле несколько недель в позднюю осень. А еще представить, что и как могут с ними делать наши спецслужбы. Очень важно сейчас взвешенно оценивать ситуацию и не давать рождаться в себе ненависти и агрессии.