«На стыке этого ужаса и любви и есть какая-то правда»: Юля Шатун — о Любови Земцовой, слабости и беларусах

Не многим известно, что авторка кинокартин «Завтра», «Последний день этого лета», «Границы» Юлия Шатун также является одной из создателей фильма «Волонтеры BYCOVID19. Неизвестная Беларусь». Это последний фильм молодой команды кинематографистов — Любови Земцовой, Владимира Михайловского и Максима Гавриленко, погибших год назад в автомобильной катастрофе.

Юлия Шатун ранее принимала участие в проекте канала «Настоящее время», и на основе отснятого материала коллег довела работу над документальной картиной до финального результата. На данный момент ленту о волонтерах движения COVID19, премьера которой состоялась в мае, посмотрели более восьми тысяч человек.

Фильм «Волонтеры BYCOVID» поражает двумя вещами. В первую очередь, это дань памяти друзьям и коллегам. Одни из самых «бьющих» кадров — это те, на которых Люба, Владимир и Максим шутят и делятся впечатлениями после съемок. Какая все-таки это была классная команда!

Второе — лента схватывает поворотный момент в истории Беларуси. Волонтеры собирают средства защиты для беларусских врачей, еще открытая галерея «Ў» в качестве склада, отголоски празднования 9 мая 2020-го — размеренный темп фильма совсем не мешает, а наоборот позволяет спокойно заглянуть в доавгустовскую повседневность и представить, какого будущего хотели бы герои картины. Фильм молодых кинематографистов схватывает начало перемен в беларусском обществе.

Как трудно было работать над лентой? Какие темы «Неизвестной Беларуси» остались в разработке? И какую бы игровую картину сняла бы сама Юлия Шатун о беларусских протестах? В интервью обозревателю Reform.by кинорежиссерка, лауреатка международных кинофестивалей ответила на эти и другие вопросы.

«Работала над фильмом не одна»

— Юлия, от кого поступило предложение доделать картину?

— От Натальи Аршавской, продюсера канала «Настоящее время». Поскольку мы работали вместе с Любой над проектом «Неизвестная Беларусь», Наташа предложила мне довести последний фильм ребят. Сама бы я не взялась, но согласилась на ее предложение.

— Ты же не принимала участия в последних съемках?

— К тому времени я уже ушла с проекта, поэтому да, съемки проходили без меня.

— Трудно было работать на фильмом?

— Признаюсь, да. Но я работала над фильмом не одна. Дело в том, что мы с Любой монтировали всегда вдвоем. Обсуждали как и что делать. И здесь я сразу подумала, что мне нужен другой человек. Сверять свою объективность восприятия материала — так ли он выглядит, как мне кажется. И я пригласила Игоря Чищеню. Он — режиссер и монтажер, был знаком с Любой, это все важно.

— То есть вы были сорежиссерами?

— Я бы сказала, что у Игоря была основная работа по монтажу. У меня, скорее, была такая продюсерская функция. Я со всеми общалась — с волонтерами, родителями, с «Настоящим временем».

Честно говоря, одна бы я и не взялась. Это не просто тебе дали смонтировать чужой материал. Все равно каждый раз, когда все это открываешь и монтируешь, когда смотришь на последние кадры ребят, то думаешь про то, что случилось. И ты с этой историей постоянно. Скажу так: это был не самый комфортный процесс. Но с Игорем мне было как-то полегче.

Он вначале не очень хотел, чтобы его имя озвучивалось. Но потом согласился.

«Беларусиан дрим»

— Юля, для многих ваше сотрудничество с Любой на проекте — факт не совсем известный. Расскажи, как вы работали вместе. Вы с самого начала были на «Неизвестной Беларуси»? (Проект был запущен на канале «Настоящее время» в 2019 году).

— Да. И причем первоначальное название проекта, которое мы предлагали, — «Беларусиан дрим». Идея была в том, чтобы рассказывать о разной Беларуси: людях, местах, городах, событиях. У канала есть такой бренд «Неизвестная Россия», и было решено по аналогии оставить название «Неизвестная Беларусь». Осознанно начинали с Любой с более понятных тем: мы представляли, как их можно сделать. Какие-то темы из предложенных нами выбирал канал.

— Все-таки хотелось бы немного узнать о «кухне» проекта. И ты, и Люба — режиссеры. У вас не было конфронтаций в процессе работы над фильмами?

— В принципе, нам работалось комфортно. Несмотря на то, что мы разные люди, у нас с Любой было одинаковое понимание того, что в кино хорошо, а что — плохо. Условно говоря, смотришь на человека в кадре, и понимаешь, что он говорит неправду, неискренен в данный момент. Такое в документальном кино есть, когда герой хочет казаться лучше, чем он есть на самом деле. Мы с ней видели это, понимали друг друга в этом вопросе. И в других вещах тоже.

Представители канала, редакторы и продюсеры очень аккуратно всегда к нам относились, хотя, по сути, ни у меня, ни у Любы, ни у Вовы не было опыта производства телевизионных фильмов: мы разбирались, как это делается, уже снимая проект. Но нам было тяжело принять, что нужно делать такой телевизионный формат. Например, мы работали над фильмом «Комаровка» — мне казалось, что у нас там довольно быстрый темпоритм. А пришлось его в итоге в несколько раз увеличивать. Любе в этом плане было проще. Она говорила: «Я понимаю, что [канал «Настоящее время»] имеет в виду. Придется переделывать». Я отвечала: «Ну, значит, придется, ну, давай».

— Как вы выбирали темы?

— Мы читали много новостей, каких-то ресурсов, находили интересные истории, спрашивали у знакомых. На самом деле, те темы, которые мы с Любой выделяли, были не особо остроактуальными.

Например, у нас была такая идея, снять фильм о речном круизе из Бреста в Мозырь. По этому маршруту ходит судно, и нам было интересно понаблюдать, как это происходит. Кто на нем плывет? Думали прокатиться. Сейчас уже я не знаю, есть ли этот круиз.

Потом еще вычитали, что в Быховском районе ездит кинолавка, кажется, так это называется. Приезжает работник и показывает людям кино — нас это заинтересовало. Что там за репертуар? Как на кино реагируют люди?

Потом еще у Любы было много знакомых, которые ходят на рейвы. Вот у молодых людей есть одна жизнь, а за ее пределами они другие. Такая идея.

Что еще? Интересны были места и люди в них. Рассматривали заводской городок, такой небольшой населенный пункт, где есть главное градообразующее предприятие.

Про общагу хотели снять фильм. Не про студенческую, а такую, в которой семьи живут годами.
Думаю, что если бы мы дальше с Любой делали проект, то в нем было бы меньше компромисса между телевизионным форматом и художественным произведением. Просто когда только начинаешь, сложно ставить себе супервысокие планки.

Сейчас бы еще на выбор тем, конечно, наложился «фильтр» последних событий. Люди сегодня разделились на два разных мира. Пришлось бы это учитывать.

«Чтобы в кадре была жизнь»

— Мне кажется, что ваш проект в определенном смысле зафиксировал то, что беларусы в себе открыли летом и осенью 2020-го. Что люди уже совсем не те, что были раньше. Вы как будто пытались найти этого беларуса, современного героя, гражданина, который живет актуальной жизнью, и не избегает критического взгляда на то, что происходит вокруг. Пытались, и нашли. Все ваши герои довольно откровенны с вами.

— Если честно, то мне кажется, что беларусы всегда такими были. Ты сейчас сказала, и я задумалась: да, было видно по многим людям, что они анализируют, у них уже настроена критическая оптика по отношению к существующему миру. Но что касается «взрыва активности» в августе, здесь, на мой взгляд, ключевое то, что многие беларусы поняли, что они не одиноки в своей позиции. В этом разница.

Что касается проекта, то я бы сказала, что нам с Любой было важно, чтобы в кадре была жизнь: человек был живой, искренний, и то, что с ним происходит. Поэтому мы осознанно выбирали людей более открытых, которые нам ближе, нравятся.

— Как шла работа с героями?

— Мы предварительно созванивались и знакомились. Могли разговаривать более часа. И только потом договаривались о съемке. Так получалось, что со всеми нашими героями нам удалось подружиться. Думаю, что мы не выглядели как такая серьезная съемочная группа, шутили между собой, люди это видели, и как-то включались в нашу волну.

Люба еще умела располагать к себе, ей было легче обмениваться энергией с людьми. Благодаря ей, и мне это делать было легче.

И кстати, некоторые герои, с которыми мы не смогли найти общий язык, и не стали сотрудничать, потом оказались действительно чужими. На все события, которые произошли в августе и дальше, они реагировали в соцсетях так, как будто это их не касается. То есть это отсутствие близости в процессе съемок оказалось не случайным.

— Вернусь к сделанному вами фильму «Волонтеры». Интересный момент. Ваше кино про волонтерское движение возвращает по сути в кульминационную точку растерянности и инициативы 2020-го, когда пандемия только пришла, а больницы оказались без средств защиты. Люба засняла непосредственную работу волонтеров. В фильме есть и город: видишь следы массовых мероприятий на майские праздники. Замечательный проезд по Круглой площади, когда разбирают сцену. Все показывается в картине без эксплуатации; такая повседневность, которая при этом не скрывает социальных проблем. Когда ты сейчас монтировала материал, как виделась тебе эта ситуация из теперешней точки времени?

— На самом деле, когда я работала над фильмом, то больше думала о том, что с нами и героями случилось дальше. Знаешь, такая машина времени. Нам всем тогда в мае казалось, что это момент такой сильной конфронтации с государством, но впереди было, как оказалось, более серьезные вещи. Причем многие герои фильма, которые участвовали в кампании сбора средств защиты для врачей, после стали помогать задержанным. Их жизнь сильно перевернулась. Как и наша.

Когда проходили съемки ленты, как раз в то время начали объявлять кандидатов в кандидаты. Наши волонтеры обсуждали предвыборную кампанию. Тогда все казалось таким захватывающим. И так все поменялось.

«Не укладываются в голове»

— Юля, сейчас, уже апеллируя к твоему независимому фильму «Границы», хочу попросить тебя порассуждать о тех границах в метафизическом или ином плане, которые за последнее время, с твоей точки, были нарушены. Когда, на твой взгляд, произошла точка невозврата?

— Я не скажу чего-то нового. Думаю, что это были события 9-12 августа, когда против мирных людей было применено такое насилие.

Знаешь, есть такие вещи, которые, как говорят, не укладываются в голове. Для меня это идея того, что Вселенная бесконечна. Бывает, ложусь перед сном и представляю: ага, вот наша Галактика, и там дальше — еще, и еще, множество других галактик, и это пространство бесконечно. Кручу это в голове, и не могу поверить.Так вот сейчас я не могу уложить в голове степень жестокости, которую позволила, и теперь уже позволяет себе власть. Это за пределами моего понимания.

На мой взгляд, все произошло тогда, в августе. Беларусское общество прошло два таких переломных момента. Первый — когда мы все почувствовали свою силу, что мы можем объединяться и помогать друг другу. А второй, когда государство так поступило с людьми.

Сегодня я, как и большинство, осознаю, что любой человек может сесть ни за что на несколько лет. Быть избитым, покалеченным. Его могут убить. Если бы мне раньше рассказали о жестокости, которую сейчас наблюдаем, я не поверила бы. Но как оказалось, обычный человек для государства теперь враг и преступник.

«Мне интересен слабый человек»

— Юля, мы знаем тебя как деликатного режиссера, который умеет схватывать неуловимые вещи. Тебя интересует драма повседневности, которая «проступает» в кино не столь очевидно, но осязаемо, как рисунок на стекле. Интересно, за последний год удалось ли тебе увидеть своего героя? Или, быть может, событие, о котором ты захотела бы снять картину?

— На самом деле, я много об этом думала и думаю. Сразу хочу сказать, что напрямую сталкивать супердраматические вещи, снимать такой эпос, в котором герой выступает суперположительным персонажем, — это не мое. Любый человек, который ходит, скажем, на марши, или пишет письма заключенным, кроме общественной деятельности, занимается чем-то еще. Другими словами, у него, нее есть другая сторона жизни. Она меня занимает не меньше, чем героическая.

Конечно, есть много интересных образов. Та же Светлана Тихановская. Но если показать ее в роли такой «женщины-свободы, ведущей народ», и только так — такой фильм я снимать не хотела бы. Возможно, было бы интересно узнать больше о жизни Светланы до выдвижения в кандидаты. Но не «скользить» по известным фактам.

— Можно ли тогда говорить, что тебя интересует такой более «простой» герой?

— Не обязательно. Это может быть известная личность. Даже, допустим, и отрицательный персонаж.

Например, я запомнила один кадр, когда Александр Лукашенко выступал на Площади Независимости в августе. Он был в белой рубашке с коротким рукавом, говорил речь, а где-то вдалеке стоял его сын. Это невероятная сцена, которую создала сама жизнь. Я подумала о том, что вот есть молодой человек, который мог бы жить, скажем, как я, или многие из моих сверстников. Но ему приходиться жить иначе, и его отца ненавидят столько людей…

Или, например, кто тот человек, который избивает демонстрантов на работе, а потом приходит домой?

Еще такая история. Моя мама рассказывала, что однажды узнала в омоновце своего любимого ученика. По глазам в прорези маски. Вот не могу это выкинуть из головы.

Если обычную жизнь сложно правдиво передать в сценарии, так, чтобы это не было ни пафосно, ни такой «клюквой», то что уже говорить об историческом моменте.

Но отвечая на твой вопрос, если подумать, мне все же интересен слабый человек. Возможно, тот, который хотел выйти и что-то сделать, но в итоге так и не вышел, не сделал. Интересно разобраться в том, почему зная, как поступить правильно, человек этого так и не делает.

— Почему, на твой взгляд, этот абстрактный «слабый человек» так и не вышел?

— Я здесь говорю о слабости как уязвимости. Каждый не вышел по какой-то своей причине. Вот сейчас, например, многие из нас не выходят, потому что опасаются за себя, за свою жизнь. Сейчас такая ситуация. У кого-то в другой момент времени была другая.

«Беларусам и так должны»

— Вот ты говоришь «слабый человек». Можно ли тогда сделать вывод, что беларусы — слабые?

— Я очень не люблю обобщать, получается, что это суммарная слабость или сила всех имеющихся людей. Я не думаю, что беларусы слабые или слабее кого-то другого. Просто у нас своя ситуация.

Я бы даже сказала, что большинство беларусов совсем не слабые, а наоборот — превзошли свои возможности. Они вышли из зоны комфорта и продолжают это делать. Просто у каждого свой порог. Кто-то может выйти на улицу даже когда есть страшная опасность. Кто-то боится выходить, но, скажем, пишет письма политзаключенным. Другой не знает что написать, но помогает тем, у кого близкие в заключении. Возможно, кто-то слабее кого-то, но не слабый, нет.

Если задуматься, то это в целом такая абсурдная ситуация. Люди платили налоги, хорошо работали, помогали врачам, друг другу, а теперь им нужно отстаивать свое право на смену власти. У них есть это право, как бы власть не утверждала, что требования людей незаконны. Беларусам и так должны смену власти. И, может быть, это даже в чем-то логично, что люди не совсем готовы отстаивать то, что у них и так есть, принадлежит им по праву.

Но отстаивать придется.

«На что хватает сил»

— Как ты видишь свою позицию, роль во всем это беспределе? Как человек, режиссер, художник?

— Я не в самом плохом положении. Многим людям гораздо хуже, чем мне. Еще я чуть-чуть пессимист, и у меня изначально не было больших надежд. Хоть и понимаю, что то, что сделали беларусы — это очень много.

Свою роль я как раз и вижу в том, чтобы делать то, что делаю. Это мое маленькое местечко, которое, мне кажется, не особо кому-то и нужно. Но это то, на что у меня хватает сил. Это тоже к вопросу о слабости.

— Над чем ты сейчас работаешь?

— Я сейчас работаю над несколькими сценариями. Звучит так, конечно, масштабно, но на самом деле, пока не ясно, будут ли эти проекты реализованы. Провожу исследования, читаю архивы — все движется довольно медленно.

Например, есть такая идея, снять продолжение «Завтра» (Полнометражный дебют Юлии Шатун «Завтра» рассказывает о жизни «обычных» беларусов. Учитель английского языка из небольшого города выигрывает в лотерею путешествие. Но приехав за выигрышем в Минск, мужчина останавливается у входа в здание Национальных лотерей, и так и не заходит за призом).

По сюжету, в «Завтра-2» мужчина и женщина из маленького города первый раз в жизни летят в теплую страну.

— Все-таки герои полетели за счастьем?

— Да, полетели. Мне всегда было интересно представить эту ситуацию, когда обычный человек приезжает в другое место, где, скажем, растут пальмы, есть море, и нужно в этом месте отдыхать. Не работать, как он привык. Это звучит как фабула комедии, но не думаю, что это будет комедия. Может быть, в фильме будут показаны протесты, но герои не будут их активными участниками. Они пройдут для них таким далеким фоном. Пока еще не решила как у них сложиться, но вот есть такая идея.

— Любопытно, но ведь этот сюжет — это то, что в какой-то мере с нами произошло. Беларусы выиграли приз, и «уехали» в другую страну. Но что дальше, да? Завтра наступило, но люди этого не видят.

— Возможно, да. Путешествие как такая метафора.

— Что в сегодняшних условиях, на твой взгляд, может кино, искусство?

— Искусство, мне кажется, близко по сути к такой археологии, философии — это память о реальности. Оно в какой-то степени — противостояние смертности всего, что существует вокруг. Для меня, во всяком случае, это и есть способ борьбы со смертью. Через кино я как будто запоминаю жизнь, чуть-чуть ее оставляю.

Возможно, все будет не так хорошо, как мы думали, но я, например, несмотря на все, что происходит, не перестаю радоваться общению с теми людьми, которые находятся рядом со мной. У меня нет ни одной мысли, чтобы переехать куда-то из Минска. Да, Лукашенко еще у власти, неизвестно, как долго это продлиться, но в своей повседневной жизни я вижу больше хорошего, чем плохого. Мне радостно, что я живу в это время. Рядом с этими людьми.

Вот на стыке этого ужаса и любви и есть какая-то правда.