Совместный парад Вермахта и РККА в Бресте 22 сентября 1939 года.
Взгляд, обращенный в прошлое (как собственное, так и общее с другими странами), стал в последнее десятилетие составной частью внешней политики России. И если в случае западноевропейских стран преодоление ими после Второй мировой войны тяжелого наследия прошлого, опирающееся на общие ценности свободы, демократии и прав человека, помогло не только улучшить их взаимоотношения, но и создать межгосударственные интеграционные структуры (Евросоюз, НАТО), членами которых стали исторические соперники и враги (Франция, Германия, Великобритания, Италия и т. д.), то нынешние отношения между Россией и некоторыми странами бывшего советского блока (так называемого «социалистического лагеря»), напротив, отмечены конфликтами и недоверием, в том числе из-за несовпадающих взглядов на историю.
Вполне естественно, что у отдельных народов имеются свои собственные исторические нарративы, собственная интерпретация исторических событий, в которые они, эти народы, были непосредственно вовлечены. Нарративы эти могут отличаться друг от друга, подчас весьма существенно. Это относится, прежде всего, к нарративам соседних наций, которые в силу сложившихся обстоятельств имели в прошлом сложные взаимоотношения, в особенности те из них, которые входили в состав общих государств, не будучи в них в равноправном положении. К примеру, нарративы об истории венгерского государства и интерпретации причин распада австро-венгерской монархии весьма различны у венгров и у словаков (а также чехов, румын, сербов и хорватов). Примеры несовпадающих исторических нарративов можно найти и у других народов.
Очень часто такие нарративы – как соседних, так и отдаленных наций –сосуществуют более — менее мирно, их взаимно-противоречивый характер не вызывает эскалации напряженности в межгосударственных отношениях, не приводит к открытым конфликтам. Что же касается отношений некоторых центрально-европейских государств с Россией, то как видно по последним событиям, здесь все по-другому. Возникает вопрос – почему? Ответ на удивление прост – потому что Россия сегодня является, пожалуй, единственным государством в мире, которое заставляет другие страны соглашаться с ее интерпретацией истории, с ее историческими нарративами, а если этого не происходит, то она давит на эти страны, угрожает им, а то и пытается их за это наказать.
Понятно, что такой подход вызывает несогласие в этих странах. Во-первых, потому что серьезные исторические исследования часто не подтверждают факты, выдвигаемые в российских нарративах, являющихся по сути дела мифами, а отнюдь не задокументированными и фактографически обоснованными свидетельствами о конкретных исторических событиях. А во-вторых, потому что эти нарративы противоречат официально принятым государственным доктринам тех или иных стран, как это недавно, к примеру, подчеркнули министры иностранных дел стран Центральной и Восточной Европы в совместном заявлении по случаю 75-й годовщины окончания второй мировой войны в Европе.
Официальная Москва до сих пор вела (или в настоящее время ведет) – с различной степенью интенсивности – «исторические войны» (или «войны памяти») с шестью странами – с государствами Балтии (Литвой, Латвией и Эстонией), с Украиной, Польшей и, в последнее время, с Чехией (вполне возможно, что в этом списке появится в ближайшее время еще и Болгария). Четыре из упомянутых государств были в разные исторические периоды республиками Советского Союза, два государства (а с Болгарией три) входили в советский блок (являлись членами СЭВ и Варшавского договора).
За сорок лет своего существования советский блок время от времени давал внутренние трещины, которые Москва в большинстве случаев пыталась заделать с помощью военных интервенций, прежде всего для того, чтобы спасти посаженные ею здесь коммунистические правительства и сохранить свое геополитическое доминирование (ГДР-1953, Венгрия-1956, Чехословакия-1968; коммунистический режим в Польше сумел подавить протесты граждан собственными силами в 1981 году).
В начале 1990-х годов, после народных антикоммунистических революций в странах Центральной и Восточной Европы, блок коммунистических стран распался. В результате поражения в холодной войне с Западом и последующего внутреннего обрушения Советский Союз также прекратил свое существование. Его исчезновение воспринимается в мире по-разному. Для многих это было освобождение народов (в том числе и народа России) от гнета тоталитарного режима. Нынешнее российское руководство во главе с Владимиром Путиным, однако, считает распад Советского Союза «величайшей геополитической катастрофой века», таким же образом воспринимает и поражение СССР в холодной войне. Кремлю трудно смириться с фактом, что после 40-летнего опыта с привнесенным с Востока коммунистическим порядком страны Центральной и Восточной Европы предпочли западную либеральную демократию и отвергли авторитаризм восточного типа.
Наступление в России авторитарного правления после короткого, менее чем 10-летнего демократического intermezzo правительства Бориса Ельцина, консолидация этого правления и имперско-реваншистские геополитические эксцессы российского государства (Грузия-2008, Украина-2014) подтвердили ex-post правоту позиций тех общественно-политических сил в странах Центральной Европы, которые помимо введения либерально-демократических режимов способствовали четкой ориентации на членство в ЕС и НАТО.
Если распад Советского Союза был «крупнейшей геополитической катастрофой века» (а это утверждение российского президента ныне превалирует в публичном, политическом и медийном дискурсе России), то все, что связано с СССР и его внешней политикой автоматически – с точки зрения Кремля – имеет положительное значение (установление коммунистических режимов в Центральной и Восточной Европе после Второй мировой войны, создание «социалистического лагеря» под эгидой Москвы, попытки СССР сохранить единство «соцлагеря», включая военные вторжения в Венгрию в 1956 году и Чехословакию в 1968 году и т. д.), в то время как все, что вело к ослаблению СССР, к его распаду и к преодолению его наследия, является отрицательным и вредным (попытки ввести автономные реформы в социалистических странах, диссидентские и гражданские движения, падение коммунистических режимов в конце 80-х годов, установление демократии и вступление бывших социалистических стран в ЕС и НАТО).
Само-отождествление Кремля с наследием СССР посредством советской интерпретации исторических событий 20-го века, особенно в его второй половине, т.е. в период когда возник «соцлагерь», не могли не натолкнуться на принципиально иные нарративы, устоявшиеся в странах Центральной и Восточной Европы после падения коммунистических режимов. Сегодня это столкновение касается обстоятельств развязывания Второй мировой войны, ее хода, окончательного разгрома нацизма и фашизма, разделения сфер влияния между Западом и СССР, установления коммунистических режимов и других последствий послевоенного порядка в Европе.
Все вышеперечисленное формирует некую историческую кулису, на фоне которой Россия ведет «войны памяти», и вполне понятно и даже логично, что именно страны Центральной и Восточной Европы становятся мишенями в этих войнах. Они – увиденные глазами сегодняшних правителей в Кремле – «сбежали» на Запад и таким образом окончательно похоронили тот торс, который остался после Второй мировой воины от существовавшего в 30-е годы сталинского плана по освобождению Европы от капиталистического ига, которое должно было сопровождаться территориальной экспансией СССР на весь европейский континент.
Тщательный анализ заявлений и внешнеполитических шагов нынешнего российского руководства, особенно в контексте предшествующих исторических событий, позволяет сделать вывод о том, что в России в настоящее время у власти находится реваншистская корпорация, которая в геополитике наследует как Российскую империю, так и сталинский СССР (в обоих случаях речь идет о государственных образованиях, которые характеризовались внешней территориальной экспансией). Эта авторитарная корпорация враждебна либеральной демократии, отвергает проект европейской интеграции и считает Запад своим главным врагом. Цель этой корпорации – в максимальной мере ослабить последствия поражения СССР в холодной войне с Западом (о чем, в частности, подробно рассказывает второй аналитический доклад ISANS «Возрождение империи» — прим. Reform.by).
Может возникнуть вопрос – а не было бы для самой посткоммунистической России лучше и выгоднее извлечь из этого поражения максимальную пользу для себя, в частности благодаря участию в интенсивном сотрудничестве, партнерстве или даже в союзе с Западом. Судя по всему, нынешнее российское руководство такого рода вопросами вообще не задается. Один из способов, с помощью которых можно, по мнению Кремля, ослабить и смягчить упомянутое поражение – это как раз развязывание «войн памяти» с бывшими «братскими» странами или с бывшими союзными республиками, разжигание споров об отдельных событиях и конкретных исторических фигурах. Поэтому Россия и вступает в спор с Польшей о том, кто несет ответственность за развязывание Второй мировой войны, и воюет с Чехией, чтобы сохранить памятник маршала Ивана Конева в Праге на его первоначальном месте, а также предотвратить открытие мемориальной доски, посвященной власовцам, погибшим при освобождении чешской столицы в мае 1945 года.
Эти «войны памяти», на самом деле, являются своего рода фантомными вспышками канувшей в Лету холодной войны. Кремль пытается довоевать эту проигранную войну спустя десятилетия после ее окончания, ведя ее против тех, кого он считает сегодня предателями, переметнувшимися на сторону врага.
О том, как может выглядеть профессиональная «кухня» при подготовке мишеней для российских «войн памяти», свидетельствует стенограмма дискуссии историков, близких к российскому правительству, опубликованная журналом «Россия в глобальной политике» в начале 2020 года под заголовком «Историческая память – еще одно пространство, где решаются политические задачи». Это довольно странное чтение. В ходе дискуссии историки обсуждают, каким образом можно использовать исторические нарративы для дискредитации одного государства в интересах другого государства, какими конкретными интерпретациями можно воспользоваться для укрепления партнерств с теми или иными странами.
Стоит процитировать ту часть дискуссии, в которой ее участники рассуждают о том, как в 2020 году, в год празднования 75-й годовщины победы над нацизмом, можно продвигать советский нарратив о Второй мировой войне в Европе, как это можно сделать в контексте нынешних отношений между отдельными зарубежными государствами со всеми их проблемами и нюансами. Рассуждая о том, что надо делать для продвижения российско-советской интерпретации начала Второй мировой войны, доцент исторического факультета МГУ Федор Гайда предлагает вот что: «В плане выстраивания концепции нужно работать на контрасте (выявлять светлое и темное), чужие концепции – доводить до абсурда (благо, больших усилий тут не требуется)». И продолжает: «… есть противники, есть союзники. Главный козел отпущения у нас, получается, Польша. Если нам с евробюрократами нужно найти общего врага, наверное, Польша и будет первым кандидатом. Роль Польши, на мой взгляд, должна быть освещена наиболее выпукло, что сейчас и делается. Наш главный союзник – да, это Израиль».
От степени цинизма университетского историка просто захватывает дух. Проблемы, которые имеются в отношениях нынешнего польского правительства с Европейским союзом, хорошо известны, равно как и напряженность, которая наблюдалась в польско-израильских отношениях из-за критической реакции еврейского государства на польское законодательство, регулирующее исследования истории Второй мировой войны. Эти проблемы, однако, имеют свою собственную содержательную сторону и динамику, они никак не связаны друг с другом и, более того, не имеют ничего общего с отношениями упомянутых двух стран, а также Евросоюза, с Россией.
В стенограмме дискуссии историков однако больше всего поражает, пожалуй, даже не этот цинизм, а ментальная и идейная пуповина, связывающая ее участников с до боли знакомым советским нарративом. Они не рассуждают о том, что пришла пора отказаться от всех этих «победобесных», истерично-торжественных нарративов, фактически восхваляющих советский режим и полностью противоречащих правде и человеческому измерению героизма, трагедий и преступлений, которые пережила Россия и ее граждане. В дискуссии они постоянно движутся по порочном кругу интерпретаций, которые даже с самыми благими намерениями не могут быть приспособлены к сегодняшнему дню, не говоря о том, что на таком основании в Европе вряд ли возможно построить прочные партнерства.
Дискуссия эта, помимо прочего, показывает, что нынешнее кремлевское руководство не планирует менять подход к интерпретации ключевых исторических событий 20-го века. А это значит, что «войны памяти» России с ее бывшими сателлитами, ныне свободными и демократическими государствами Центральной Европы, с большой долей вероятности будут продолжаться.
***
Григорий Месежников – словацкий политолог, президент братиславского Института общественных проблем (IVO), эксперт iSANS.
***
Эта статья опубликована в рамках проекта «Грамотность в Интернете для редакторов и администраторов публичных страниц в социальных сетях», управляемого iSANS и поддерживаемого грантом Международного Вышеградского Фонда.
***
Понравился материал? Успей обсудить его в комментах паблика Reform.by на Facebook, пока все наши там. Присоединяйся бесплатно к самой быстрорастущей группе реформаторов в Беларуси!